Критика русской истории. «Ни бог, ни царь и ни герой»

Наиболее полного выражения эта идея достигает в одном из позднейших документов, грамоте Хмельницкого обывателям пинского повета, прибегнувшим к покровительству войска запорожского. Проф. Грушевский справедливо отметил, что в этой грамоте нет ни звука о Москве (если не считать титула – «гетман войска его царской милости запорожского»), и это, без сомнения, характерно для тех отношений, в каких стоял тогда к московскому правительству гетман, но, может быть, еще характернее обещание пинчанам протекции гетмана с «потомками нашими и всем войском запорожским».

Богдан чувствовал себя в эту минуту не только монархом, но и наследственным монархом, несмотря на выборы гетмана, которые он, конечно, признавал теоретически, но это так же мало делало его демократом, как раньше казацкий «республиканизм» мало мешал его верноподданническим чувствам к Яну Казимиру. Конечно, гетмана выбирают, но выбрать должны, разумеется, моего сына – в этой формуле было мало логики, но психологически она понятна.

* * *

Что касается польского правительства, в свое время оно играло на противоречиях классовых интересов внутри самого казачества – на вражде «дуков» и «нетяг». Ошибка ординации 1638 года в том и заключалась с польской стороны, что ординация, уничтожив казацкое самоуправление вовсе, на время отодвинула на старый план всякие внутренние казацкие разногласия, и «дуки» выдвинули из своей среды гетмана Богдана.

Восстановление казацкой, а не украинской, автономии должно было восстановить и прежние отношения внутри автономного казачества, и московское правительство не хуже польского сумело использовать классовую вражду казацкого верха с казацким низом. Постепенное превращение казацкого государства в московскую провинцию, только управляемую на особых условиях, было ближайшим результатом этого. В трех гетманствах – Выговского, Юрия Хмельницкого и Брюховецкого – процесс был почти закончен. Боярин Брюховецкий был уже не столько «казацким государем», сколько просто наместником государя московского с особыми полномочиями. А к началу XVIII века это положение стало считаться настолько нормальным, что попытка Ивана Мазепы подражать Хмельницкому в деле шведского союза даже для самого казачества показалась настоящей государственной изменой.

Москве необходимо было ассимилировать Украину по той простой причине, что иначе московская «польская Украина» превращалась в бездонную бочку, и основная задача, из-за которой только и стоило вмешиваться в казацко-панскую войну, – колонизация пристенных южных уездов Московского государства, становилась задачей неразрешимой. В Москве на каждого прибылого черкаса смотрели как на ценную добычу и даже по поводу Хмельницкого одно время питали надежду, что, может быть, он со всем «войском запорожским» перекочует в московские пределы, на Донец, а теперь Украина начала полниться на счет этих самых московских пределов. То явление, которое мы отмечали уже выше, бегство великоросских крестьян в казачину, продолжалось неудержимо и после смерти Хмельницкого. «В это время, – говорит Костомаров о гетманстве Юрия Хмельницкого, – Малая Русь сделалась притоном беглых людей и крестьян из Великой Руси. Из уездов Брянского, Карачевского, Рыльского и Путивльского от вотчинников и помещиков бегали боярские люди и крестьяне в Малую Русь, составляли шайки около Новгорода-Северского, Почепа и Стародуба, нападали на имения и усадьбы своих прежних владельцев, и делали им всякие «злости и неисправимые разорения».

Любопытно, что интересы «можнейших» и московского правительства в этом пункте совпадали: для казачества и свои «гультяи», просившиеся в его ряды, были не малой докукой. Что же было сказать о тех, кто старался пробраться на Украину из-за московского рубежа? Гетман Выговский (заступивший место Хмельницкого после смерти последнего 27 июля 1657 года) бил челом царю Алексею, чтоб великий государь послал сделать перепись между казаками, написать 60 000 и вперед бы гультяям в казаки писаться было не вольно. Очень хорошо, что решено царских воевод посылать по украинским городам: «Этим в войске бунты усмирятся; да хотя бы государь и в иных городах изволил воеводам быть, то у них бы в войске было гораздо лучше и смирнее; изволил бы великий государь послать в войско запорожское своих воевод и ратных людей для искоренения своеволия».

Найдя московское правительство в деле «искоренения своеволия» недостаточно энергичным, Выговский ушел к полякам, к тем кто его поддерживал, это достаточно ясно из договора, заключенного им с Речью Посполитой в Гадяче (6 сентября 1658 года). По одной из этих знаменитых «гадячских статей», король обязывался «нобилитовать», возвести в шляхетское звание казаков, которых представит ему гетман, по другой – все уряды и чины в воеводствах Киевском, Брацлавском и Черниговском должны были остаться в руках шляхты. Казацкая старшина и местное дворянство сливались теперь и фактически, и юридически в один класс.