Два требования – «не мешайтесь в наши внутренние дела» и «защитите нас от наших внутренних врагов» – взаимно исключали друг друга, и Москва отлично поняла это. Коли гетман не может обойтись без московского войска, чего же он чурается московских воевод? Нужно тебе войско, бери воеводу с ним. «Быть царским воеводам с войском в городах Переяславле, Нежине, Чернигове, Бреславле, Умани», – ответили из Москвы на пункт о воеводах. А затем, явно нелогично было ставить гетмана независимым правителем автономной Украины и в то же время признаваться, что без московской поддержки ему не усидеть: тот, при чьей помощи гетман только и может быть гетманом, очевидно, и есть настоящий хозяин Украины. Москва должна же была знать, кого она будет поддерживать. Пусть гетмана выбирают, но под контролем московского правительства, пусть, если угодно, меняют, но только с его разрешения. А что применимо к главе всей казацкой старшины, применимо и к ней вообще: судить и казнить полковников гетман мог, опять-таки, только с ведома и разрешения Москвы.
Очевидно, при такой постановке дела, что сношений отдельных казаков и казацких «урядников» с Москвой мимо гетмана никак нельзя было запретить. «Если кто из войска запорожского к царскому величеству без гетманского листа и приедет, то царское величество велит дело рассмотреть, – поучали в Москве казацких депутатов, – и если которые люди станут призжать по своим делам, а не для смут, то царское величество и указ им велит чинить по их делам; от которых же объявятся ссоры, то государь никаким ссорам не поверит и велит отписать об этом к гетману. Так гетман бы ничего не опасался; если же исполнит эту их просьбу, то вольностям их будет нарушенье, этим они вольности свои замыкают». Точно так же, ограждая «вольности» украинского духовенства, в Москве не согласились и на его автономию. «Митрополиту киевскому быть под благословением патриарха московского, потому что духовенство на Переяславской раде приговорило так». А о том, что Переяславская рада 1659 года совещалась, окруженная со всех сторон московскими войсками, обеспечивавшими свободу прений, само собою разумеется, чтобы какие-нибудь смутьяны ее не нарушили, – об этом что же было вспоминать? Ведь сам же гетман просил, чтобы войск царских из Украины не уводить.
Москва имела теперь против себя не только верхи казачества, но и украинскую буржуазию, ибо западнорусская церковь, как мы видели, была прежде всего буржуазной организацией. За это московское правительство поплатилось еще одной военной неудачей: благодаря тому, что и Юрий Хмельницкий, подобно Выговскому, вынужден был «изменить» и присягнуть королю, повторился Конотоп, и даже в увеличенном масштабе. В октябре 1660 года вся московская украинская армия под командой Шереметева при Чуднове (около Житомира) должна была положить оружие. Но политически Москва вела беспроигрышную игру: чем резче проявляли свою антипатию к московскому режиму верхи, тем преданнее были низы Москве. А единственная опора верхов после «измены», польское войско, оказалась так же слаба при Юрии Хмельницком, как и при Выговском: на другой день после Чуднова татары (без которых и здесь, конечно, не обошлось) ушли, а коронное войско, не получая жалованья, стало бунтовать.
Старшина опять, волей-неволей, начала думать о примирении с Москвой; и на раде, где не было черни (как наивно объясняли собравшиеся, чтобы избежать чересчур больших расходов), был выбран гетманом Самко, дядя постригшегося в монахи Юрия Хмельницкого, тотчас же начавший уверять царя Алексея в свой преданности. Но для Москвы подобные союзники были уже не нужны: это была пройденная ступень, и простого повторения истории Выговского теперь было мало. Нужно было нанести старшине такой удар, после которого ей осталось бы только сдаться на милость победителю. Предлог же не утвердить Самка гетманом – что без утверждения московского государя гетманом быть нельзя, об этом теперь уже не спорили – был превосходный: гетмана должно выбирать все казачество, «как старшие, так и меньшие», а где же эти последние? Кто их видел на выборах Самка?
Повести на этой почве демагогическую агитацию было крайне легко, и весьма скоро мы находим депутатов от запорожской черни в очень дружеских разговорах с московским воеводою князем Ромодановским, тут же, при них, третировавшим Самка и его сторонников. Депутаты эти, подпив, откровенно говорили, что они «сошлись затем, чтобы перебить городовую старшину, которая обогащается на счет простого народа».