Критика современной консервативной философии

Раньше, исторически, перед монархом, политиком, революционным матросиком стоял простой выбор – купить или не купить завод или технологию. Завод мог лет семьдесят клепать и крутить экономику. Теперь же выбор ширше и без свободной иммиграционной политики, науки, открытости и конкуренции технология лишь миг. Вероятность выбора неверного решения повышается. Выбор «Вавилов и Лысенко». С точки зрения абстрактного политика выбор будет – «Лысенко». Морганизм-Вейсманизм не отвечал тогдашней идеологии.

 

Даже грамотный человек некомпетентен в большинстве нынешних вопросов, тем более, авторитарный лидер, в силу сложности внутренних и внешних связей, будет принимать неверные управленческие решения. Его группа не выдержит конкуренции в открытой игре.

 

Фетиши

 

Сколько их; национальные флаги, символы, баннеры, лидеры, зеленые рейганы на картинках, фаллические сталины, дутые трампы, фарфоровые папы римские, иксобразные конфедераты, протестные молодежные распашонки, кресты. Смелый в своем творчестве социолог Питирим Сорокин, помимо вполне философских дум оставил литературные зарисовки деревенской жизни самого начала XX века, выявил следы чуть ли не первобытного анимизма и переселения душ у коми-зырян. Про архаизацию современных «предметов» довольно красочно тиснул в революционный еженедельник.

«…процесс фетишизации символических проводников наблюдается во всех сферах общественной жизни и на всех ее ступенях, меняются только объекты – фетиши. Один фетишизирует портрет царя, другой – портрет Ленина, австралиец – кусок дерева, социал-демократ – портрет Маркса; верующий – имя святого, революционер – имя «Интернационала».»

(Словесный фетишизм революции. Воля народа. № 136: октябрь 1917 года.)

 

«Люди готовы и умирать, и убивать за флаг. И это наблюдается не только среди диких народов, но и среди современных. Пойдите для опыта в заседание Петроградского Совета Депутатов и попробуйте, ничего не говоря, сорвать флаг и начать его разрывать, и вы убедитесь в правильности сказанного: если вас самих не разорвут, то можно ручаться, что вы попадете в руки «чрезвычайки» и не скоро из этих рук выйдете (а может быть, и совсем не выйдете).»

Теперь фетиш в большинстве своем живет своей жизнью и не служит элементом политической лояльности, принадлежности к группе. «Union Jack» – модель бандо, универсальный купальник, который подходит всем женщинам. Оный «Юнион Джек» не заставляет британских моряков козырять красивым девичьим попкам. Даже серая футболка Марка Цукерберга не мешает корпорации развиваться. Тотемная архаика, дожившая до XX века побеждена маркетологами. Хотя в магазинчиках Шотландии, вы все еще можете найти изображения американского актера, родившегося в Австралии, Мела Гибсона, его нос и щеки, синие от кельтского макияжа. Такой вот захват духа Уильяма Уоллеса через тело Мела Гибсона. (Про Уоллеса взято у Пола Джеймса.)

 

Морлоки и элои

 

Действие утопий «Мы» Евгения Замятина и Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» разворачиваются в непроницаемой жесткой классовой системе, атмосфера книг схожа, «и изображается, грубо говоря, один и тот же тип общества» (Рецензия Д. Оруэлла.). Олдос Хаксли, в своем «Мировом Государстве», не может представить общества без привычного иерархического курятника. Возьмем роман Герберта Уэллса «Машина времени», где мир построен на традиционной сословно-классовой структуре известной читателю. Знать делится на два класса – потомственную и менее привилегированную личную. Особым сословием является духовенство. Сословно-классовая структура, традиционализм, отражает характер и уровень экономического развития тогдашнего общества. «Во главе Единого Государства стоит некто, именуемый Благодетелем, которого ежегодно переизбирают всем населением, как правило, единогласно.» Это классовая система XVIII-XIX-XX века в которую перенесены новые изобретения и креативные ученые.

«Бедняки из Бетнал-Грин, – это раса, о которой мы ничего не знаем, и которая живет иначе, чем мы, это люди, с которыми у нас нет точек соприкосновения.» (Газета «The Saturday Review».)