В обмене рабочей силы на заработную плату гармония принципа эквивалентности, кажется, разрушена раз и навсегда. В самом центре капиталистического рая эквивалентности Маркс обнаруживает змея, обвившегося вокруг древа познания и шипящего: «Если вы поймете, как можно регулярно больше брать, чем давать, то вы сами станете как капитал, и забудете, что есть добро, а что — зло». Так как труд создает значительно больше стоимости, чем возвращается «назад» рабочим в форме заработной платы (заработные платы никогда не поднимаются над чертой исторически
так называемой эксплуатации): в духе «пахнет» или в духе «не пахнет». Тогда как сторонники учения о пахучести говорят о таких «проблемах», как бедность, страдания пролетариев, угнетение и обнищание, адепты учения о непахучести стремятся привлечь взор к «общим интересам» народного хозяйства, реинвестициям, социальным достижениям экономики, созданию рабочих мест и тому подобному. Таким образом, вся современная проповедь «непахучести» представляет собой одно великое идеологическое усилие, направленное на «законодательное оправдание кражи прибавочной стоимости»*.
Итак, вторжение Маркса в сложные морально-экономические вопросы, связанные с прибавочной стоимостью, переносит направление атаки уже на сам способ производства. Таким образом, марксизм превосходит по силе любой возможный вердикт, порицающий цинические «уродливые проявления», сопровождающие использование денег на рынке. Суть дела не в том, что деньги, как принято выражаться, заставляют слабеть женщин «высокой нравственности» и мужчин «твердого слова». Это отдельная проблема. Нет, скандал начинается тогда, когда деньги как капитал систематически и регулярно предполагают необходимым условием для своего успешного функционирования слабость мужчин и женщин, которым приходится предлагать на продажу самих себя. Это функционально-имморалистическая основа индустриальной экономики, базирующейся на принципах обмена. Она всегда строит свой расчет на том безвыходном положении, в котором оказываются более слабые. Она основывает свой непрерывно продолжающийся круговорот прибыли на том, что существуют большие группы людей, которые не знают иного выбора, кроме альтернативы: «Жри, что дают, или сдохни». Капиталистический экономический строй основывается на возможности шантажа тех, кого жизнь поставила в чрезвычайное в актуальном и виртуальном плане положение, то есть на шантаже людей, которые завтра будут голодать, если не будут работать сегодня, и которые завтра не получат уже никакой работы, если не согласятся на те условия, которые предлагаются им сегодня.
Маркс ищет цинизм неравного обмена не там, где его значение преуменьшается благодаря сведению к «отдельным уродливым проявлениям», а там, где на него, как на основополагающий принцип, опирается вся структура производства. Следовательно, он полагает, что по этой причине деньги при капитализме никогда не перестанут дурно пахнуть, а именно: дурно пахнуть нищетой рабочих. В сравнении с этим борделизация культурной надстройки представляет всего лишь вторичный процесс. Левые теоретики «декаданса» описывают его весьма точно и ярко. Но великое открытие политической экономии Маркса состоит в том, что она раскрывает за экономическим морально-политическое; за феноменом заработной платы она видит власть. Маркс показывает, что «свободный договор о труде» между рабочим и предпринимателем включает элементы принуждения,
шантажа и эксплуатации. (Забавным образом предприниматели с момента возникновения организованного рабочего движения утверждали, что шантажируют именно их.) В интересах самосохранения те, кто не может предложить ничего, кроме рабочей силы, подчиняются интересу «другой стороны», нацеленному на получение прибыли. С этим архиреалистическим расширением поля зрения анализ, произведенный Марксом, поднимается от простой позитивной теории, относящейся к предметной сфере экономики, до критической теории общества.