Полностью разделяя мнение (верней, заблуждение) своих подручных, аттический умелец лишь улыбался, воображая, как его приемное детище лихо обставит любую военную галеру — хоть при штормовом ветре, хоть при полнейшем штиле.
О последнем Расенна, отнюдь не презревший жестокого урока, преподанного Эсимидом, позаботился особо. Правильнее, впрочем, было бы сказать, велел позаботиться Эпею. И тот с удовольствием предложил этруску свое последнее изобретение. Уяснив суть дела, архипират заржал от радости:
— Имейся у меня такая штуковина раньше! Где ты блуждал, грек, разрази тебя молния? Ох и голова!
— Вот по этим коридорам блуждал, — добродушно ответствовал Эпей. — А раньше оно, разбойничек мой разлюбезный, и невозможно было. Земляное масло[30] на острове испокон веку водится, однако перегнать его да смешать с кой-какими составами я только полгода как додумался.
Мастер хмыкнул и прибавил:
— В честь мою — греческим огнем[31] именоваться будет!
— Хоть каппадокийским! — отмахнулся Расенна. — Ох и здорово...
У Рефия тоже забот набрался полон рот.
Просто завербовать десять отпетых головорезов — задача нехитрая. Но попробуйте подыскать ораву, достаточно молчаливую, надежную и не задающую вопросов! К тому же, закаленную в мореходных передрягах, ловкую в обращении с парусом, достаточно сообразительную! Не располагай начальник стражи собственной сетью доносчиков, не справиться бы ему с подобным предприятием и за год.
Однако два месяца спустя странный экипаж странного судна подобрали, проверили, испытали.
Испытывал Рефий самолично. Иногда, в разгар беседы с приглашенным во дворец человеком, на того нежданно кидались из боковой двери двое-трое воинов, иногда спускали здоровенного пса; иногда, если Рефию желалось поразвлечься, он предлагал кулачную схватку один на один.
Обетов молчания отвергнутые не давали. Все знали, какого свойства месть ожидает нескромного болтуна.
— Тебя здесь не было. Мы не разговаривали. Понял?
Неудачник отвечал утвердительно, прятал в складках одежды пухлый кошелек и убирался восвояси.
Понятно, что никому и намеком не выдавали истинных причин, вызывающих странное приглашение в царские палаты. Рефий объявлял, будто подыскивает хорошую замену плохому или провинившемуся воину. Кстати, даже впоследствии бравой десятке бойцов, чей состав постепенно менялся благодаря превратностям судьбы, оставалось лишь гадать, куда и зачем отправляются добытые там и сям красотки.
Полную правду знали только двое.
Расенна, капитан корабля.
И доверенное лицо Рефия, смуглокожий Гирр, приставленный наблюдать за этруском.
А задавать лишние — тем паче, дурацкие, вопросы на борту «Левки» не дозволялось.
* * *
После того, как родился Эврибат и миновало несколько месяцев, Арсиноя, согласно хитрому закону женской природы (знавшему немало исключений, но, в целом, весьма распространенному), ощутила прилив новой чувственности.
И сорвалась с цепи Гименея окончательно.
Это приключилось примерно за семь лет до появления на Крите Расенны.
Начальник стражи, давно и безуспешно вожделевший к царице, был с лихвою вознагражден за долготерпение в тихий, пасмурный летний вечер, предвещавший ночную грозу, напитанный духотой и пряным ароматом цветущих лугов, долетавшим До Кидонского дворца от величественно высившейся вдали горной громады.
Получив предложение столь же игривое, сколь и недвусмысленное, Рефий исправно проверил караулы, прошелся дозором по самым доступным, с его точки зрения, залам, коридорам и уголкам, прогулялся по внешней галерее, удостоверился в полном порядке, похвалил полдюжины воинов, стольких же отругал — ни за что ни про что: для вящей острастки и незаметно проскользнул в опочивальню Арсинои.
Повелительница ждала, разметавшись на постели, закинув руки за голову, глядя пристально и неотрывно.
Рефий остановился подле широкого ложа, подбоченился, обозрел чудеса и прелести, явленные безо всякой утайки, без малейшего стеснения.
— Чего ты ждешь, бычок? — шепнула Арсиноя.
— Любуюсь, — лаконически ответствовал Рефий.
Царица шаловливо изогнулась, распахнула глаза, чмокнула воздух вытянутыми в трубочку губами. Глубоко вздохнула, улыбнулась:
— Лучше отведай... Поглядка — не прибыль.
— Как знать, — пробормотал начальник стражи.
И сказал правду.
Хотя невразумительную, невнятную, навряд ли вполне осознанную им самим.
Ибо Рефий, идеальный сторожевой пес, гроза подчиненных, негласный командир островного сыска, непревзойденный боец и несравненный мастер пыточных дел, расплачивался сейчас за наиболее непривлекательную сторону темной и жестокой своей натуры.
Он совершил ошибку, допустил по недомыслию невольный просчет. Хотя и выбирать особенно не доводилось: попробуй, оставь приглашение Арсинои без приличествующего внимания! Можно и должности лишиться ненароком... Но теперь-то, теперь... А?