Читаем Критская Телица полностью

Полностью разделяя мнение (верней, заблуждение) своих подручных, аттический умелец лишь улыбался, воображая, как его приемное детище лихо обставит любую военную галеру — хоть при штормовом ветре, хоть при полнейшем штиле.

О последнем Расенна, отнюдь не презревший жестокого урока, преподанного Эсимидом, позаботился особо. Правильнее, впрочем, было бы сказать, велел позаботиться Эпею. И тот с удовольствием предложил этруску свое последнее изобретение. Уяснив суть дела, архипират заржал от радости:

— Имейся у меня такая штуковина раньше! Где ты блуждал, грек, разрази тебя молния? Ох и голова!

— Вот по этим коридорам блуждал, — добродушно ответствовал Эпей. — А раньше оно, разбойничек мой разлюбезный, и невозможно было. Земляное масло[30] на острове испокон веку водится, однако перегнать его да смешать с кой-какими составами я только полгода как додумался.

Мастер хмыкнул и прибавил:

— В честь мою — греческим огнем[31] именоваться будет!

— Хоть каппадокийским! — отмахнулся Расенна. — Ох и здорово...

У Рефия тоже забот набрался полон рот.

Просто завербовать десять отпетых головорезов — задача нехитрая. Но попробуйте подыскать ораву, достаточно молчаливую, надежную и не задающую вопросов! К тому же, закаленную в мореходных передрягах, ловкую в обращении с парусом, достаточно сообразительную! Не располагай начальник стражи собственной сетью доносчиков, не справиться бы ему с подобным предприятием и за год.

Однако два месяца спустя странный экипаж странного судна подобрали, проверили, испытали.

Испытывал Рефий самолично. Иногда, в разгар беседы с приглашенным во дворец человеком, на того нежданно кидались из боковой двери двое-трое воинов, иногда спускали здоровенного пса; иногда, если Рефию желалось поразвлечься, он предлагал кулачную схватку один на один.

Обетов молчания отвергнутые не давали. Все знали, какого свойства месть ожидает нескромного болтуна.

— Тебя здесь не было. Мы не разговаривали. Понял?

Неудачник отвечал утвердительно, прятал в складках одежды пухлый кошелек и убирался восвояси.

Понятно, что никому и намеком не выдавали истинных причин, вызывающих странное приглашение в царские палаты. Рефий объявлял, будто подыскивает хорошую замену плохому или провинившемуся воину. Кстати, даже впоследствии бравой десятке бойцов, чей состав постепенно менялся благодаря превратностям судьбы, оставалось лишь гадать, куда и зачем отправляются добытые там и сям красотки.

Полную правду знали только двое.

Расенна, капитан корабля.

И доверенное лицо Рефия, смуглокожий Гирр, приставленный наблюдать за этруском.

А задавать лишние — тем паче, дурацкие, вопросы на борту «Левки» не дозволялось.

* * *

После того, как родился Эврибат и миновало несколько месяцев, Арсиноя, согласно хитрому закону женской природы (знавшему немало исключений, но, в целом, весьма распространенному), ощутила прилив новой чувственности.

И сорвалась с цепи Гименея окончательно.

Это приключилось примерно за семь лет до появления на Крите Расенны.

Начальник стражи, давно и безуспешно вожделевший к царице, был с лихвою вознагражден за долготерпение в тихий, пасмурный летний вечер, предвещавший ночную грозу, напитанный духотой и пряным ароматом цветущих лугов, долетавшим До Кидонского дворца от величественно высившейся вдали горной громады.

Получив предложение столь же игривое, сколь и недвусмысленное, Рефий исправно проверил караулы, прошелся дозором по самым доступным, с его точки зрения, залам, коридорам и уголкам, прогулялся по внешней галерее, удостоверился в полном порядке, похвалил полдюжины воинов, стольких же отругал — ни за что ни про что: для вящей острастки и незаметно проскользнул в опочивальню Арсинои.

Повелительница ждала, разметавшись на постели, закинув руки за голову, глядя пристально и неотрывно.

Рефий остановился подле широкого ложа, подбоченился, обозрел чудеса и прелести, явленные безо всякой утайки, без малейшего стеснения.

— Чего ты ждешь, бычок? — шепнула Арсиноя.

— Любуюсь, — лаконически ответствовал Рефий.

Царица шаловливо изогнулась, распахнула глаза, чмокнула воздух вытянутыми в трубочку губами. Глубоко вздохнула, улыбнулась:

— Лучше отведай... Поглядка — не прибыль.

— Как знать, — пробормотал начальник стражи.

И сказал правду.

Хотя невразумительную, невнятную, навряд ли вполне осознанную им самим.

Ибо Рефий, идеальный сторожевой пес, гроза подчиненных, негласный командир островного сыска, непревзойденный боец и несравненный мастер пыточных дел, расплачивался сейчас за наиболее непривлекательную сторону темной и жестокой своей натуры.

Он совершил ошибку, допустил по недомыслию невольный просчет. Хотя и выбирать особенно не доводилось: попробуй, оставь приглашение Арсинои без приличествующего внимания! Можно и должности лишиться ненароком... Но теперь-то, теперь... А?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза