Кривая линия (СИ)

  - Ты же не знаешь немецкого, - лукаво поддевает его Славка.

  - Так это пару лет назад было, я тогда неплохо читал на нём. Сейчас вряд ли смогу.

  - Не прибедняйся, - Славка хлопает его по плечу.

  У них всё легко и просто. Я вспоминаю свой первый поход в книжный магазин с матерью и Гошей. Тогда это словно был портал в другой, неведомый мне мир. Я и представить не мог, что где-то бывает книг больше, чем у нас дома. Потом я ещё и убедился, что половина экземпляров дома - редкий хлам. Мать всегда любила коллекционировать дешёвую чепуху и рыдать над слезодавилками по вечерам, сгорбившись в кресле. Да, в первый раз книжный произвёл на меня неизгладимое впечатление. Всё хотелось потрогать, пощупать, увидеть своими глазами - и многое хотелось скупить. В итоге, невзирая на мой утомительный, как выразилась мать, плач и тщетные мольбы, мне сунули в руки книгу сказок. Мне было шесть, и сказки я уже перерос. Кто бы меня послушал. Сказки пахли матовой дорогой бумагой - отчуждённо и тошно. Лаковая обложка противно скользила под пальцами. Я выронил книгу у кассы - ладони вспотели, и она выскользнула из рук. Мать заорала, Гоша молчал и только смотрел на меня с грустным пониманием. Мне никогда не давали то, что я действительно хотел, отделываясь дорогим, но ненужным, и считали это нормой. Меня никогда не слушали.

  - Пошли в иностранный отдел, - говорит Славка. - Ты же ничего не хочешь, Веснушкин?

  Вроде и нежное обращение, а вроде и бесит. Даже прозвище Эдичка кажется мне сейчас более приятным.

  - Нет, - это звучит грубее, чем хотелось бы.

  Мысленно мне всё ещё шесть - и я обижаюсь на мать. Давно пора вычеркнуть и забыть, бесполезно же.

  Славка пожимает плечами. Миша смотрит на меня нечитаемым взглядом.

  Мы проходим до конца этажа и спускаемся по лестнице. Народу достаточно, духотень. Славка перебирает книги на французской полке и достаёт одну из них.

  - У тебя же есть Саган, - зачем-то говорю я.

  - Ты не слишком внимательный, - Славка прищуривается. - Этой нет. Так, мне ещё нужен Пратчетт.

  Миша берёт толстенную книжищу и медленно её пролистывает. На красной обложке название - "Jonathan Strange & Mr Norrell".

  - Не дочитала, не понравилось, - бросает Славка в сторону Миши.

  - Я твоему вкусу не доверяю, - смеётся он. - Скучная?

  - Очень.

  - Язык хороший?

  - Хороший.

  - Тогда возьму. Буду на ночь читать вместо колыбельной.

  Славка улыбается. Цепляет большую книгу Пратчетта с серой полки. Меня снова подхватывает и уносит в другое время. Теперь мне шестнадцать. Матери рядом нет, только Гоша. Мы снова идём в книжный. Гоша смотрит на меня покровительственно - он уже взрослый, у него есть девица и далеко идущие планы на жизнь. Как странно, что люди, которые боятся умереть завтра, не успеть сказать, не успеть сделать, прочувствовать или прожить, обычно всё успевают. А те, кому несвойственны всякие суеверия, в один миг способны по доброй воле улететь в никуда.

  Гоша советует мне какой-то роман, супер-серьёзный, вымученный и скорбный. Я скольжу взглядом по полкам и думаю, когда мы сумели отдалиться друг от друга? Когда общество девиц и пьяненьких дружков стало для него важнее? Ещё недавно он выгораживал меня перед матерью, а сегодня сам готов навалиться с нравоучениями. Вырастешь - поймёшь, я лучше знаю. Конечно, Гоша. Только ты так и не успел ничему меня научить.

  - На кассу? - спрашивает Славка.

  Миша кивает. Славка приобнимает меня и быстро целует в губы. Наверное, поняла, опять заметила мой стеклянный, ничего не выражающий видок. Миша деланно отворачивается.

  - Всё нормально?

  - Ещё бы.

  Я хватаю на ходу какую-то тоненькую книжку на английском. Читать вряд ли стану, но пустым из магазина выходить не хочется. Славка многозначительно хмыкает, зная эту мою привычку. На кассе хватаю ещё леденцы и длинные кокосовые батончики. В детстве меня обычно били за это по рукам со словами: "Тебе что, мало?" А я к следующему разу забывал и лез снова. Дурачком был.

  Протягиваю по одному Славке и Мише. Упаковка хлюпает и нехотя раскрывается. На улице похолодало - приятный контраст. Славка держит меня за руку, Миша идёт сбоку от неё. Я хочу спросить у него ещё что-нибудь про стихи или музыку, но в голову лезет одна дурь.

  - Почему именно фортепиано? - наконец выдаю я.

  - Само получилось. Подошёл дома к инструменту в четыре года, потыкал клавиши и сказал: "Хочу!" - он слегка усмехается. - Если б знал, что эта мутотень так затянется и потом бросать жалко будет, наверное, не стал бы.

  Я не отвечаю. Мне незнакомы всякие "хочу", моя жизнь пестрит чужим выбором. Я смотрю на Мишу - у него открытое, чистое лицо. Хочет ли он казаться таким или является на самом деле, мне неведомо. Но теперь, глядя на него, я вдруг осознаю, что испытываю к нему ненавязчивую симпатию. В первую очередь, потому, что он совершенно непохож на меня.

  У Славки привычно разоряется телефон. Я снова вздрагиваю от режущей уши мелодии.

  - Да, мам, - устало отвечает Славка. - Всё в порядке, гуляем. Ты же знаешь, я не люблю, когда меня отвлекают.

  Это не совсем правда. Во время пар Славка обожает отвлекаться.