Кривая речь

Я счастлив выпить с Пугачем Вадимом.
Пить водку – не ворочать валуны.
В итоге будет все неизгладимым,
Не только впечатленья и штаны.

Нырнем в непостижимую нирвану.
Так на востоке булькает кальян,
И мигом превращается мир в ванну,
В бассейн ли, в пруд, да что там, в океан.

Хоть этот мир не тот, где континенты,
Саванны, рощи, кущи и сады,
Но в нем слились в экстазе оппоненты —
Налить и выпить огненной воды.

Розенкранц и Гильденстерн (вариации на темы отечественной и иностранной классической литературы. Из материалов «Пенсил-клуба»)

Судьба Лолиты

В. Пугачу

Я – Долли, по паспорту Скиллер.
Брюхата и нос конопат.
А отчим – растлитель и киллер,
Поэт, парфюмер, психопат.

Сват Март ли, не важно, иль кум Берт —
Нимфеток в предгории Альп.
Забрался расчетливый Гумберт
К мамаше под юбку и скальп.

В глухом, захолустном Рамсдэйле
Птенцы выпадают из гнезд…
Вдоль трассы отели, мотели.
Два года под сенью их звезд.

Где звезды? На сцене? На небе ль?
На вывеске две или три?
Ложись на скрипучую мебель,
Глазенки подушкою три.

С чего этот Гумберт так весел
И ржет, точно мерин гнедой?
Тушил бы «огонь своих чресел»
Под душем холодной водой.

– Je t'aime, – говорит, – Карменсита…
Я словно клаксоном – «Би-би» —
Два бакса сними с депозита
И хоть на китайском люби.

Бывало, безумный кочевник.
Запив алкоголем харчи,
Притащит мне в койку учебник
И скажет: «Лолита, учи».

Мол, важно для всех поколений.
С любовью, мол, мы погодим.
Мол, суть временных умалений
Откроет нам Пугач Вадим.

А я, обомлев с перепуга,
Чего-то понять не могу;
Два бакса на мультик – и Пугач
Возможно, осел бы в мозгу

Не хуже любого оксида,
Что помнит пробирки стекло.
Далась мне его Карменсита.
Я – Долли. Я даже не Ло.

Здесь уйма ночных насекомых.
Тащи в свой паучий альков,
За пестрым следи косяком их,
И бабочек, и мотыльков,

Пока не сдадутся в утиль те,
А страшный гиббон, бабуин,
Плешивый развратник Куильти
Подсыпал мне в чай героин.

Мой взгляд помутился не зоркий,
И стал чересчур близорук,
Но я убежала от оргий,
От липких, трясущихся рук.

Жить страшно на западе диком.
Я высохла, словно цукат,
Я замужем. Звать его Диком.
Вот только он не адвокат.

Всю жизнь мою всмятку раскокав,
Глумясь, как последний вандал,
Ни цента не дал мне Набоков,
А Пугач – поэт, он бы дал.

Новогодний романс