Кривая речь

Я в клетке принуждал себя запеть.
Другие не запели, а могли ведь.
За Мань, за Вань, за Дань, за Дунь, за Петь
Я должен эту клетку осчастливить.

Я в раж вошел и выловил кураж.
Душе и требухе моей так лаком
Лечебницы известной антураж,
В народе именуемой бараком.

Мне б связки соловьиные иметь,
И я под стать Бетховену и Листу
Под звон горшков (чем не литавров медь)
Пропел бы славу инфекционисту.

Воспел бы незабвенное панно,
Где безымянный автор недофрески,
С Петром в Европу вырубив окно,
Помыл его, повесил занавески.

А в то окно летит в одном белье
Пленительное тело ангелицы,
Преодолев немало сотен лье
До акваторий северной столицы.

За нею князь, он зыркает сычом.
Бесстрашный витязь, видимо, не в духе:
Мол, кто сюда заявится с мечом,
Определенно сдохнет от желтухи…

Я влип, причем не в сахарный сироп
И, несмотря на влажную уборку,
Упитанный, прожорливый микроб
В палате с пола слизывает хлорку.

2

Лечили поэтов и в Риме, и в древней Элладе,
Но ведал про это Гомер или, скажем, Катулл,
А русская женщина в белом изящном халате
Легко починила поэту поломанный стул.

Орел

Цветастый и громкий, как табор,
Идущий пускай в Зурбаган,
Вагон упирается в тамбур,
Где я не увижу цыган.

В замызганных окнах халупы
Бегут то береза, то ель,
И пляшут клубы́, словно клу́бы
Цыганочку с выходом в щель.

Утихли девчонки-звоночки,
Надев простыней паранджу.
Я в мрачной стою одиночке,
Но будто бы я в ней сижу.

Ребенка подмыли. Подгузник
Сменили. Про совесть, про честь
Сказали. Я рядом, как узник.
Меня подмывает прочесть:

«Сижу, так сказать, за решеткой,
В темнице холодной, сырой,
Вскормленный паленою водкой,
Сырком с кабачковой икрой.

Кровавы когтистые лапы»,
Но где мой орел-побратим?
Жужжащая муха могла бы
Пропеть мне: «Давай улетим».

Конечно, могла бы, хотя нет,
За тем ли я в тамбур забрел,
Ведь знаю, куда ее тянет,
А значит, мне нужен орел.

Мы сможем в Крыму приводниться.
Но где вы, орлы без корон?
– Орел, – говорит проводница.
Иду покурить на перрон.

Экскурсия в Иерусалим