Кризис

Нашим следующим решением было попытаться перекрыть дипломатические возможности Москвы, убедив Каир отозвать свое приглашение Советскому Союзу ввести войска. В 23:55 участники встречи одобрили послание Садату от имени Никсона, в котором вновь подтвердили наш предыдущий отказ от совместных советско-американских сил. В содержательной части сообщения предупреждалось, что в случае появления советских войск нам придется оказать им сопротивление на египетской земле. По крайней мере, в этих обстоятельствах моя запланированная поездка в Каир для начала мирного процесса должна быть отменена:

«Я прошу Вас подумать о последствиях для Вашей страны, если две великие ядерные державы будут таким образом противостоять друг другу на Вашей земле. Я прошу Вас также подумать о невозможности для нас реализовать дипломатическую инициативу, которая должна была начаться с визита доктора Киссинджера в Каир 7 ноября, если силы одной из великих ядерных держав будут задействованы в военном плане на египетской земле».

Сразу после того, как мы установили СБГВС III, я попросил Скоукрофта покинуть собрание и позвонить Добрынину со следующими инструкциями:

«[С]кажи ему, чтобы воздерживался от всех действий, пока мы не получим ответ. Скажи ему, что ты не уполномочен давать какой-либо ответ. Я на встрече, и меня нельзя вызвать оттуда. Односторонних действий быть не должно, и, если они будут предприняты, это будет иметь самые серьезные последствия. Если он что-то говорит, ты можешь сказать, что у тебя есть указания никак не комментировать. С таким же успехом они могут знать, что мы настроены серьезно».

Но двое могли сыграть и на слабо каждый. Добрынин ничего не комментировал, за исключением того, что передаст наше сообщение в Москву. Никаких заверений; нет заявлений на неправильное понимание; никаких предположений, что в полночь мы все ложимся спать и возобновим наши обсуждения утром, потому что не было никакой предполагаемой угрозы. Только лаконичное замечание о том, что он будет ожидать нашего ответа.

Если поведение Добрынина было призвано усилить наше чувство угрозы, оно превосходно сработало. Наша убежденность в том, что нам грозит неминуемое наступление советских войск, не уменьшилась, когда вечером мы узнали, что восемь советских транспортных самолетов «Ан-22», каждый из которых может перевозить по двести или более военнослужащих, должны были вылететь из Будапешта в Египет в ближайшие несколько часов. Мы также обнаружили, что некоторые подразделения вооруженных сил Восточной Германии были приведены в состояние боевой готовности с 5:00 утра по вашингтонскому времени, или пять часов назад. По нашим оценкам, Советы могли перебрасывать в Египет до 5 тысяч солдат в день. Мы решили, что переход на СБГВС III не будет достаточно быстро замечен советскими руководителями. Требовалось нечто большее. В 00:20 мы привели в боеготовность и предупредили 82-ю воздушно-десантную дивизию о возможной передислокации. В 00:25 мы приказали авианосцу «Франклин Делано Рузвельт», который сейчас находится у берегов Италии, быстро двинуться в Восточное Средиземноморье, чтобы присоединиться к авианосцу «Индепенденс» к югу от Крита. Авианосцу «Джон Ф. Кеннеди» и сопровождающей его оперативной группе было приказано на полной скорости двинуться из Атлантики в Средиземное море.

В 00:30 мы вернулись к составлению официального ответа Брежневу. Мы решили вручить его около 5:30 утра по вашингтонскому времени. Поскольку советское решение о вмешательстве зависело от нашего сообщения, это давало нам дополнительное время для завершения наших приготовлений. И к тому времени Советы заметят передвижение наших войск. В 1:03 ночи я проинформировал посла Кромера о наших различных мерах по боевой готовности и о письме Брежнева. Я сказал ему, что мы официально проинформируем Североатлантический совет, постоянный орган послов, аккредитованных при штаб-квартире НАТО в Брюсселе, через час после представления нашего ответа Советскому Союзу или примерно в полдень по брюссельскому времени. Мы надеялись, что Великобритания поддержит нас в Североатлантическом совете, а также в других столицах.

В 1:35 ночи Диниц появился снова. Он призвал меня от имени премьер-министра не просить Израиль отступить к линии, которую он занимал во время вступления в силу первоначального режима прекращения огня (22 октября). Я заверил его, что мы не собирались принуждать Израиль в ответ на советскую угрозу.

В 1:45 ночи Скоукрофт по моей просьбе снова позвонил Добрынину с тем же сообщением, что и раньше, добавив только, что у нас впереди еще несколько часов размышлений. Из моего отказа говорить с ним Добрынин мог сделать вывод, что мы не настроены на переговоры. Он еще раз ответил, что доложит, не сделал никаких заверений и сказал, что будет ждать. Одновременно мы уведомили командующего нашими силами в Европе, что он должен отложить запланированное возвращение в Соединенные Штаты войск, участвующих в ежегодных учениях НАТО, призванных проверить нашу способность быстро усилить Европу.