Кризис

Я начал встречу с подробного вступительного сообщения. Большую часть дня не было особых причин для беспокойства. На самом деле казалось, что ситуация стихает, когда внезапно около 19:00 нашего времени (или 2 часов ночи по московскому времени) Советы решили сначала поддержать, а затем настоять на введении совместных советско-американских вооруженных сил на Ближний Восток. Я сказал, что, на мой взгляд, присоединение к Советскому Союзу было бы для нас «лохотроном» с разрушительными последствиями для наших отношений на Ближнем Востоке, в Китае и Европе – все они опасаются, по разным причинам, американо-советского кондоминиума. Было три возможности: 1) Советы планировали этот шаг с самого начала и пригласили меня в Москву, чтобы выиграть для него время; 2) они приняли это решение, поскольку последствия арабского поражения стали до всех доходить; или же 3) они посчитали себя обманутыми Израилем и нами, когда израильтяне двинулись на удушение Третьей армии после прекращения огня. Я думал, что вероятная мотивация была комбинацией 2-го и 3-го пунктов.

Это было подготовкой к одному из самых содержательных обсуждений, в которых я участвовал, находясь на государственной службе. Участники взвешивали советские действия, мотивы и намерения. Ночью возникло общее мнение, что Кремль стоит на пороге серьезного решения. Мы ожидали, что воздушный лифт начнет работу на рассвете в Восточной Европе, примерно через два часа. В 23:00 я прервал встречу, чтобы встретиться с Диницем в опустевшем вестибюле западного крыла Белого дома. Я повторил ему, что мы сразу же отвергнем советское предложение; осталось только определить тактику. Нам все еще не терпелось услышать мнение Израиля по этому поводу.

Когда я вернулся в ситуационную комнату, согласие было быстро достигнуто, чтобы проверить, можем ли мы замедлить график Советов путем втягивания их в переговоры. Это предполагало идею об американском ответе, примирительном по тону, но твердом по существу. Также был консенсус в отношении того, что это не окажет никакого влияния, если мы не подкрепим его некоторыми заметными действиями, которые передавали бы нашу решимость сопротивляться односторонним действиям. В идеале наша ответная реакция должна быть отмечена в Москве до того, как туда поступит наш письменный ответ. Поэтому мы прервали подготовку ответа Брежневу для обсуждения различных мер готовности.

Американские силы обычно находятся в различных состояниях боеготовности, называемых СБГВС (что означает «Степень боевой готовности вооруженных сил»), в порядке убывания от СБГВС I до СБГВС V. СБГВС I – это война. СБГВС II – это состояние, при котором нападение неминуемо. СБГВС III повышает боеготовность без определения того, что существует вероятность войны; на практике это высшая степень готовности применительно к условиям мирного времени. Большая часть наших вооруженных сил обычно находилась в состоянии СБГВС IV или V, за исключением тех, что находились в Тихом океане, где, как в наследие войны во Вьетнаме, в 1973 году они постоянно находились в СБГВС III. Стратегическое воздушное командование обычно присутствовало при СБГВС IV.

Мы все согласились с тем, что любое повышение готовности должно быть направлено по крайней мере на уровень СБГВС III, прежде чем Советы это заметят. Даже в этом случае они могут и не осознавать важность изменения достаточно быстро, чтобы повлиять на их дипломатию. Мы договорились обсудить дополнительные мероприятия в рамках системы тревог, не предусмотренные в СБГВС III. Тем временем адмирал Мурер – в 23:41 – отдал приказ всем военным командованиям повысить готовность до уровня СБГВС III.

В 23:25 Диниц привез предложение Израиля о том, как поступить с советской инициативой. Фактически он предлагал вариант предложения Израиля о разъединении 1971 года: израильские силы должны были отойти к восточному берегу Суэцкого канала, египетские войска отошли на западный берег в результате территориального обмена; затем с каждой стороны канала будет создана демилитаризованная полоса шириной десять километров. Это был невозможный план. Садат счел бы оскорблением предложение покинуть египетскую территорию. Он также не мог закончить войну, отойдя на десять километров от того места, где он ее начал. И было слишком сложно вовремя провести переговоры, чтобы предотвратить советскую интервенцию, если она действительно была неизбежной. Это могло бы даже ускорить этот шаг, если бы Садат был достаточно рассержен этим, чтобы настаивать на участии великих держав. Я сказал Диницу, что устрою обсуждение этого предложения со своими коллегами, но что знаю, что оно не сработает. В конце концов, мы были слишком озабочены предотвращением советского шага, чтобы взяться за израильский план.