Никсон подробно изложил в своих мемуарах:
«Когда Хейг сообщил мне об этом послании, я сказал, что ему и Киссинджеру следует встретиться в Белом доме для того, чтобы сформулировать планы жесткой реакции на едва завуалированную угрозу одностороннего советского вмешательства. Слова не отражали нашу точку зрения – нам нужны были действия, даже шок от объявления военной тревоги».
Предложенная встреча началась в ситуационной комнате Белого дома, в подвале западного крыла, со мной в председательском кресле, в 22:40. Заседание продолжалось с различными перерывами до 2 часов ночи четверга, 25 октября. Присутствовали министр обороны Шлезингер, директор Центрального разведывательного управления Уильям Колби, председатель объединенного комитета начальников штабов адмирал Мурер, глава администрации президента Александр Хейг, заместитель помощника президента по вопросам национальной безопасности генерал Брент Скоукрофт, коммандер[20]
Джонатан Т. Хоу, мой военный помощник в СНБ, и я.Предложение Брежнева о совместных советско-американских вооруженных силах было немыслимо. Если мы согласимся на совместную роль с Советским Союзом, его войска вернутся в Египет с нашего благословения. Либо мы будем придатком, этаким хвостом советского воздушного змея в совместной демонстрации силы против Израиля, либо мы закончим столкновением с советскими войсками в стране, которая должна была разделять советские цели в отношении прекращения огня или не могла позволить себе, чтобы ее воспринимали как противодействующую им.
Но эффект должен был бы выйти далеко за пределы Египта. Если советские войска театрально появятся в Каире вместе с войсками Соединенных Штатов – и даже больше, если они появятся в одиночестве, – наших традиционных друзей среди умеренных арабов будет глубоко нервировать очевидный факт советско-американского кондоминиума. Стратегия, которой мы кропотливо следовали четыре года дипломатии и две недели кризиса, развалится: Египет будет втянут обратно в советскую орбиту, Советский Союз и его радикальные союзники станут доминирующим фактором на Ближнем Востоке, а Китай и Европа пришли бы в ужас от проявления американо-советского военного сотрудничества в столь жизненно важном регионе. Если совместные усилия потерпят крах и превратятся в американо-советский кризис – а это возможно, – мы останемся одни.
Я не сомневался, что нам придется отклонить советское предложение. И мы должны были сделать это таким образом, чтобы Советы отказались от одностороннего шага, которым они угрожали и, судя по всей нашей информации, планировали. Потому что у нас были веские причины серьезно отнестись к угрозе. ЦРУ сообщило, что советские воздушные перевозки на Ближний Восток прекратились рано утром 24-го, хотя наши продолжались; зловещим подтекстом было то, что самолеты собирались для перевозки некоторых авиадесантных дивизий, повышенная боеготовность которых также была отмечена. Войска Восточной Германии также были в повышенной боеготовности. Количество советских кораблей в Средиземном море выросло до восьмидесяти пяти – рекордного уровня. (Позже их стало больше сотни.) На следующий день мы обнаружили, что советская флотилия из двенадцати кораблей, в том числе двух десантных судов, направлялась в Александрию.