Но уповать только на него не стоит. Федеральная служба антимонопольной политики и развития конкуренции, — а развитие конкуренции не менее важно, чем удержание монополий в правовом поле — должна стать более серьезной структурой в экономической сфере, чем ФСБ — в политической.
И, смею вас заверить, мы добьемся этого не ослаблением ФСБ.
«Священных коров» здесь не будет. Признание представителей «Майкрософта», что, насколько можно понять, себестоимость операционной системы составляет 40 долларов, а продают они ее чуть не за 15 тысяч рублей, должно стать для нас руководством к действию. Прежде всего надо четко провести границу между интеллектуальной собственностью и злоупотреблением монопольным положением. А для упрощения этой работы в одной конкретной отрасли надо быстро перевести российские компьютеры, по крайней мере государственные, на открытое программное обеспечение. Этот перевод должен осуществляться на государственном уровне как важный элемент государственной политики снижения национальных издержек.
Правда, важнейшие национальные издержки России вызваны не чрезмерной дороговизной компьютерных программ. И даже не дураками и дорогами.
Национальные издержки России — это прежде всего коррупция и неразрывно связанная с ней организованная преступность.
Разнообразный опыт — Италии, США, Китая и многих других стран, включая Грузию, Белоруссию и Молдавию, — доказывает: в обуздании коррупции и мафии нет ничего невозможного, было бы желание.
Желание есть, потому что при нынешней «норме воровства» бюджетные расходы бессмысленны в принципе: они идут не туда и тратятся не на то. Похожая ситуация сложилась в большинстве крупных корпораций.
Принципы изживания коррупции просты.
Первый — освобождение взяткодателя от ответственности и даже сохранение его доброго имени, если он активно и последовательно сотрудничает со следствием. Ведь это чиновник создает «правила игры», в которых бизнесмену, да и гражданину приходится либо давать взятки, либо эмигрировать в другую страну. Значит, чиновник и виноват. Поэтому, если взяткодатель не покрывает взяткополучателя, а встает на сторону общества, — он не сообщник, а жертва.
Второй принцип изживания не только коррупции, но и всей оргпреступности — конфискация у не сотрудничающих со следствием ее членов всех активов, с помощью которых они могут влиять на общество. Не имущества, как в Советском Союзе, когда человек иной раз по выходу из тюрьмы сохранял только то, что на нем надето, и порой не имел средств для законной жизни, а именно активов. Не квартиры, а роскошного дома, не велосипеда, а представительского автомобиля, не денег в кошельке, а счета в швейцарском банке, не холодильника, а акций компании по их производству.
В борьбе с коррупцией много деликатных направлений, и оглашать предпринимаемые действия заранее — значит снижать их эффективность.
Ограничусь поэтому лишь двумя из многих шагов.
Прежде всего, на базе следственных органов Генпрокуратуры, ФСБ, МВД и некоторых других структур создается Федеральный следственный комитет, занимающийся преступлениями особой тяжести, организованной преступностью, — а это значит, и коррупцией, и межрегиональными преступлениями.
Второй шаг — аттестация. Все госслужащие, занимавшие с 1990 года должности, начиная с начальника департамента федерального ведомства и выше, должны в течение полугода обосновать источники активов, принадлежащих их семьям. Те, кто попытается обмануть государство, будут наказаны в соответствии с Уголовным кодексом. Те, кто просто не сможет этого сделать, пожизненно лишатся возможности занимать государственные должности, руководить любыми организациями и вести любую юридическую деятельность.
Предварительное исследование показывает: таких будет относительно немного. Значительно меньше, чем кажется нашему контуженному массовым воровством обществу. Ибо воруют, на самом деле, жалкие десятки тысяч, — а порочат они всех работников всех сфер управления.
Наконец, последняя часть программы-минимум связана с глобальным экономическим кризисом. Почему так обострились проклятия в адрес протекционизма? Потому, что его усиление является естественной реакцией экономических организмов на кризис. И наши экспортеры испытывают это на себе.
Протекционизм похож на добрачный секс: почти никто его не одобряет и почти все им занимаются.
И, по-моему, не надо его бояться. Ханжество в этом вопросе вредит нашей экономике. Давайте признаемся: все, что мы делаем руками, Китай делает дешевле, а половину этого — еще и лучше. Следовательно, если мы хотим что-то производить и не то что создавать, но хотя бы сохранять какие-то рабочие места, мы должны усилить протекционизм хотя бы до уровня Евросоюза.
Сегодня средняя реальная ставка ввозной пошлины составляет 10,6 %. С учетом того, что некоторые сегменты рынка защищены чрезмерно, это значит, что наша экономика распахнута настежь всем пронизывающим ветрам глобальной конкуренции.