Кризис психоанализа

Для Фрейда только мужчина есть настоящее человеческое существо; женщина – искалеченный, кастрированный мужчина. Она страдает из-за такой судьбы и может быть счастлива, только если в полной мере преодолеет свой «комплекс кастрации» благодаря принятию ребенка или мужа. Однако в других аспектах она остается неполноценной, например, ей свойствен больший нарциссизм и ею меньше руководит сознание, чем мужчиной. Эта странная теория, согласно которой половина человеческой расы – всего лишь искалеченное издание другой, вытекала из викторианских идей, согласно которым желания женщины почти полностью направлены на вынашивание и воспитание детей и на служение мужчине. Фрейд ясно выразил это, когда писал: «Либидо – мужского рода». Вера в викторианскую идею, согласно которой женщина лишена собственной сексуальности, была выражением крайнего патриархального мнения о естественном превосходстве мужчины над женщиной[26]. Мужчина, согласно патриархальной идеологии, более рационален, реалистичен, ответственен, чем женщина, а потому ему природой предназначено быть вождем и руководителем. Насколько полно Фрейд разделял эту точку зрения, видно из его реакции на требование политического и социального равенства для женщин, высказанное Дж. С. Миллем, мыслителем, которого в других аспектах Фрейд высоко ценил. Здесь же Милль просто «безумен»; для Фрейда немыслимо даже представить, чтобы его любимая супруга могла бы конкурировать с ним на рынке, вместо того чтобы позволить себе быть под его покровительством.

Патриархальные предрассудки Фрейда имели два серьезных последствия для его теории. Одно заключалось в том, что он не видел природы эротической любви, поскольку она основана на полярности мужчины и женщины, которая возможна только в том случае, если мужчина и женщина равны, хотя и отличаются друг от друга. Таким образом, в центре всей системы Фрейда находится сексуальная, но не эротическая любовь. Даже в своей позднейшей теории он рассматривал Эрос (инстинкт жизни) только применительно к поведению живых организмов в целом, но не распространял его на отношения мужчины и женщины. Другим в равной мере серьезным последствием было то, что Фрейд бо́льшую часть жизни полностью игнорировал первичные узы, связывающие ребенка (мальчика или девочку) с матерью, природу материнской любви, страх перед матерью. Привязанность к матери могла пониматься только в терминах эдиповой ситуации, когда для маленького мальчика – маленького мужчины – мать, как и для отца, является сексуальным объектом, а страх ребенок испытывает лишь перед отцом. Только в последние годы жизни Фрейд начал признавать существование первичных уз, хотя ни к коей мере не всю их важность[27]. Представляется, что, помимо подавления собственной сильной фиксации на матери, патриархальные предрассудки Фрейда не позволили ему осознать, какой мощной фигурой является женщина-мать, к которой ребенок привязан[28]. Почти все другие психоаналитики приняли теории Фрейда о сексуальности и второстепенной роли матери, несмотря на всеобъемлющие свидетельства противного.

Здесь, как и везде, указание на связь теории с ее социальными детерминантами не доказывает, конечно, того, что теория неверна; однако тщательное изучение клинических данных теорию Фрейда не подтверждает. Я не могу обсуждать это в данном контексте; несколько психоаналитиков, особенно Карен Хорни в своей пионерской работе, представили клинические свидетельства, противоречащие в этой области гипотезе Фрейда[29]. В целом можно просто сказать, что теория Фрейда, будучи, как всегда, образной и увлекательной благодаря своей логике, содержит, по-видимому, минимум истины, возможно, потому, что Фрейд был так глубоко проникнут патриархальными предрассудками.

Совершенно иным являлось изображение Фрейдом ребенка. Как и женщина, на протяжении всей истории ребенок подвергался угнетению и эксплуатации со стороны отца. Ребенок был, как жена и раб, собственностью мужчины-отца, который «даровал» ему жизнь и который мог делать с ним что пожелает, деспотически и без ограничений. (Обычай приносить детей в жертву, когда-то так распространенный в мире, является одним из многих проявлений этого.)

Дети могли защищаться еще меньше, чем женщины и рабы. Женщины по-своему вели партизанскую войну против патриархата; рабы в той или иной форме многократно восставали. Однако истерики, отказы от еды, запоры, ночное недержание мочи – не то оружие, которым можно победить могущественную систему. Единственным результатом было то, что ребенок вырастал в уродливого, замкнутого, а часто и злобного человека, мстившего своим детям за то, что было сделано с ним самим.