Крокодил

Яга нырнула под шерстяное одеяло. Замахала руками, отдирая его от лица. Перед ней, воткнув руки в бока, стояла Салеева.

– Дверь вообще не закрываем? – спросила Яга.

– Это Ваджик, урод, уходил, за собой не закрыл.

Яга разулась. Палец снова торчал из дырки. Яга наклонилась, потянула за концы дырки, гольф съехал вниз, она смотала его в жгут и подложила валиком под пальцы. Загребая по полу одной ногой, пошла в комнату. Медаль на стене поймала из окна свет и метнула в глаза Яги, как только та показалась на пороге.

– Бля-а-а… – Яга отвернулась к дивану.

Свет, входящий с балконной двери, выедал на диванной обивке темные пятна, и, казалось, желтый поролон из прорех выдавливал тоже он. Свет шел через спину ребенка, сидевшего на балконном полу. Он играл с маленькой красной машинкой, которую возил по урне, лежащей на полу боком.

На диване сидел Миша. На его бледной щеке под глазом голубело пятно. Анюта, сидевшая с другого края, закинув длинный хвост за плечо, обрывала с волос посеченные кончики.

– Привет, – быстро поздоровалась она.

– Еще кто-то придет? – спросила Яга, обводя глазами посветлевшую от весны комнату.

– Вроде нет, – сказал Миша.

Яга обернулась. В кресле, в самом темном углу, куда свет, кажется, боялся заглядывать, сидела Жаба. Запрокинув жирный подбородок и полуприкрыв глаза, она разглядывала Ягу.

– Светка тебя искала, – сказала Анюта.

– А-а-а, – протянула Яга, аккуратно присела на край дивана, закинула ногу на ногу и сцепила руки на колене.

Жаба продолжала давить на нее глазами. Вошла Салеева. Солнечный свет высвечивал пятна и на ней, как на диване. Казалось, что за несколько дней пигментные пятна на ее носу погустели, разрослись и расплескались по подбородку, груди и открытым плечам.

Жаба перевела взгляд на Салееву и смотрела на нее, пока та не повернулась к ней. Тогда Жаба подняла бровь и кивнула на Ягу.

– Яга… – сказала Салеева, расставляя ноги. – Ты Ваню не видела?

– Не видела, – буркнула Яга.

– А когда ты его видела?

– Ты очень низкого мнения обо мне, Салеева, – пробасила Яга. – От него другие будут рожать, а я за ним бегать буду?

Салеева перевела выразительный взгляд на Жабу. Та растянула поджатые губы, от чего ее щеки надулись буграми.

– А че тогда Анюта говорит, он прибегал к ней за тобой, и вы вместе ушли? – спросила Салеева.

Яга полуобернулась на Анюту. Анюта резко оборвала кончик волоса.

– А-а-а, это… – другим голосом протянула Яга. – Я уже и забыла. Это когда было – три дня назад, да, Анюта? – со сладкой улыбкой спросила Яга.

– Да, – тонко поддакнула Анюта.

– Приходил он, хотел меня на точку послать. Я сказала, прошли те времена.

– А че, он сам на точку сходить не мог? – Салеева переступила с ноги на ногу. Солнце золотило тонкие короткие волоски на ее крепких икрах.

– Я не поняла, че за допрос? – мрачно произнесла Яга, фыркнув. – Если б я хотела с Ваняткой видеться, – миролюбивей произнесла Яга, – я б ни у кого разрешения просить не стала. Только нахуй он мне после своего предательства нужен? Когда я на заправке работала, по восемь тысяч делала, он, короче, такой приходил, типа любил меня, – монотонно забубнила Яга. – А когда меня Фадик, гнида, заложил, Ваня такой сразу в кусты. Сразу трахаться со всеми. А я че, совсем себя не уважаю? – Яга еще раз фыркнула и отвернулась к балкону, где ребенок гудел и жужжал машинкой по урне. Урна скрипела на плиточном полу.

Салеева снова переглянулась с Жабой.

– А где ребенок его, ты не знаешь?

– Ты охуела, Салеева? – Яга полоснула ее взглядом. – Мне, может, еще с цветами и погремушками к его бляди прийти? Мне, блядь, какое дело до его ребенка? Ты че мне такие вопросы задаешь? Вообще… Не видела я евонного ребенка и видеть не хочу. Сходи к нему сама, блядь, если так интересуешься.

Салеева развернулась и вышла из комнаты. Жаба встала и пошла за ней. Из кухни донесся их шепот.

– Че этой жирной твари от меня надо? – спросила Яга, расцепляя колено. – Че она тут всех против меня настраивает?

Анюта пожала плечами.

– Яга-а-а, – потянулся из кухни голос Салеевой. Он становился ближе и, наконец, она сама вернулась в комнату. – Ты капли принесла?

– А надо было? – вспыхнула Яга.

– Нет, блядь, не надо! – Салеева уперла руки в бока.

– Завтра принесу, – сказала Яга.

– Сегодня Жаба на закуп давала. Она не хочет тебя на халяву вставлять. Короче, если б мой закуп был, я б ниче не сказала, ты меня знаешь.

– Анюта, а ты че принесла? – Яга повернулась к Анюте.

– А мне же никто ничего не говорит, – Анюта вжалась в угол дивана узким плечом.

– Понятно, – усмехнулась Яга. – Че, блядь, я никогда таких разговоров не веду? Скажи, Миша? – она повернулась к Мише. Миша промолчал. – Короче, с этого дня как мне, так и я вам.

– Я же ни при чем, – сказала Анюта.

– А че я могу? – спросила Салеева. – Закуп не мой.

Яга встала, вышла на середину комнаты, перегородив собой свет. Фыркая и усмехаясь, она расстегнула молнию на боковом кормане куртки, сунула в него пальцы. Желтые зубья молнии скребнули по ее коже. Пошевелив в кармане рукой, она вынула из него пластмассовый флакон, в котором мутилась прозрачная жидкость.

– На, блядь, – протянула она Салеевой.

Салеева цапнула капли из ее скрюченных пальцев.

– И скажи этой… – Яга запнулась, – мне чужого не надо. Я сама, блядь, деньги делать умею, у меня по городу все схвачено. Я не на вокзале пиздой торгую.

– Тс-с-с! – цыкнула на нее Салеева. – Услышит, обидится.

– На правду не обижаются, – Яга шумно села на середину дивана и, закинув руку на спинку, развалилась. – Че сидим, Миша? – сварливо спросила она.

– Тогда я пойду вариться? – спросил Миша, вставая.

– Ниче-ниче… – процедила Яга так тихо, чтоб ее слышала только Анюта.