– Да, он говорил об их общей миссии, что-то в этом роде. Я так и не поняла. Он ведь был ассистентом Эрика, но этот проект, тут была какая-то связь с… с убитыми. Что-то со мной. Он собирался распороть мое тело; сказал, что я стану его последним произведением искусства. Его шедевром.
Двери распахнулись, в палату вошла медсестра. Она была юной, круглощекой, светлая коса струилась по спине, ее здоровье и простая естественность выглядели почти гротескно рядом с троицей, сгруппировавшейся вокруг койки. Она откинула с постели Эстер одеяло.
– Ну, теперь нам нужно подготовить вас для сканирования, так что давайте попрощаемся с гостями.
– Пожалуйста, дайте нам еще две минуты!
Медсестра поколебалась, взглянула на часы.
– Только две!
Вернув одеяло на место, она кивнула и вышла из палаты.
– Почему он вас не убил? Как вам удалось выкрутиться?
– Я сказала ему, что я не его мать.
– Но как это все…?
– В тысяча девятьсот шестьдесят пятом году я родила ребенка, которого усыновила другая семья. А ему ведь максимум тридцать с небольшим, то есть он родился в начале восьмидесятых. Я никак не могу быть его матерью. Сначала он мне не поверил. Бил меня, обзывал лживой шлюхой и так далее. Потом я рассказала ему, что мне было всего семнадцать лет, когда я родила. Попросила его посчитать. Ведь поэтому я и не могла оставить ребенка. Это только еще сильнее его разозлило, он плевал на меня, пинал ногами снова и снова. Сел на меня верхом и приставил нож мне к глазу. – Она неосознанно прикоснулась к коже под левым глазом.
– И как вам удалось его убедить?
– Я раз за разом повторяла ему дату, дату родов. Восемнадцатого марта тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Эта дата выгравирована на медальоне, который я всегда ношу на шее. – Она подняла руку к ключице, чтобы показать им медальон, но наткнулась на бинты. – Он посмотрел на медальон, и постепенно до него начало доходить. Что я не могу быть его матерью. Что его кто-то обманул. Он прекратил избивать меня, а потом…
Она замолчала, несколько раз сглотнула и продолжила говорить с искаженным лицом, словно воспоминания, которые она пробудила, причиняли больше боли, чем физические повреждения.
– Потом я сказала, что ребенок, которого я родила, был девочкой. Одна из медсестер тайком шепнула мне на ухо, хотя это было запрещено: «Девочка…»
– И он остановился?
– Он рассвирепел, его глаза стали совершенно дикими. Потом опять меня ударил. Я очнулась уже тут.
Йеппе поднял взгляд и увидел целый кортеж санитаров и медсестер, входящий в палату. Они с Анетте встали и протиснулись к выходу, попрощавшись и пожелав Эстер скорейшего выздоровления, а полицейским у палаты – спокойного дежурства. «Первый, пожалуйста!» – сказали они к человеку, стоявшему ближе всего к кнопкам в лифте. От спуска у Йеппе зашумело в ушах.
– По окончании разговора можете спокойно отправляться домой.
Полицейский юрисконсульт положила локти на стол и наклонилась вперед. Ее белая блузка оттопырилась и обнажила край белого кружевного белья.
Кристиан Стендер обмяк, выражение его лица было совершенно безразличным. Улла Стендер теребила его руку, но он, кажется, даже не замечал ее присутствия. Его кожа побелела и стала похожей на портящийся майонез. Видимо, у него были какие-то проблемы с кровотоком. Его адвокат пару раз щелкнул синей пластмассовой ручкой, потрогал галстучный узел и отложил ручку.
– Что вы имеете в виду? Отправляться домой? – неуверенно переспросил он.
– Полиция снимает обвинения…
– Но ведь имеется признание господина Стендера.
– …и не предъявляет обвинения за дачу ложных показаний. У двоих наших сотрудников из отдела расследований есть несколько вопросов, после которых господин и госпожа Стендер могут отправляться домой. При этом предполагается, что мы можем рассчитывать на сотрудничество со стороны господина Стендера.
Адвокат полистал какие-то документы и несколько раз кашлянул.
– Мой клиент, естественно, имеет право узнать, что подразумевается…
– Дитлев, отправляйся домой! – Стендер по-прежнему был обмякшим, как овощ, голос его гнусавил. Тем не менее ему удавалось источать властность.
– Что ты сказал?
– Если нет обвинения, то я в тебе больше не нуждаюсь, верно? Ты мне обходишься в тысячу восемьсот крон в час, иди домой, болван!
Адвокат на мгновение замер, потрясенный, затем быстро собрался и покинул помещение, дотронувшись до плеча Уллы Стендер. Та осталась сидеть с виноватым видом, смущенно взглянув на Йеппе и Анетте.
– Раз вы не собираетесь меня обвинять, значит, у вас есть другой подозреваемый, – спокойно продолжал Кристиан Стендер. – Есть?
– Да. У нас есть подозреваемый. Он еще на свободе, но мы знаем, кто это, и у нас имеются подтверждающие его личность свидетельские показания. И теперь вопрос в следующем: зачем вам понадобилось сознаваться в преступлении, которого вы не совершали?
– Тот, кто борется с чудовищами, должен беречься – как бы самому не превратиться в чудовище…