Та же пружина, что недавно выкинула режиссера из кресла, втянула его обратно.
– Я… что?.. У вас украли светопарат?! В такое время?!
– Да, и зачем
Люминограф резко остановился у стола, и шляпа на голове затряслась. Мужчина завис над Увертюром, мрачным великаном глядя на него.
– Я ничего подобного даже не собирался делать! Совсем скоро должно состояться свадьба, и я…
– Да, это звучит не очень логично, – в кабинет, аккуратненько, словно по краю пропасти, вошел Глиццерин.
– Зато действенно, – выдохнул Шляпс и уселся в кресло напротив. – Ладно, хорошо, я вам поверю. Но никто кроме вас и Чернокнига не знал о том, что я буду на свадьбе!
– Ну вот и спрашивайте Чернокнига, – Увертюр постепенно начал приходить в себя, – а не врывайтесь ко мне с такими обвинениями!
– Я решил начать с вас, чтобы не наматывать лишние круги, – сказал люминограф так, будто искать вора для него было повседневным делом. – Ну, может расскажете?
– Что?
– Слушайте, вы же взрослый, умный человек…
– По-моему, – заметил Пшикс, скромно решивший постоять в дверях, – вы забыли задать вопрос.
– Да? Возможно. Просто я весь горю!
– Я заметил, как вы выражались… – тихонько заметил пиротехник.
– И я еле-сдерживаюсь, чтобы не продолжить.
– Бросьте, – заметил Увертюр. – Можете выругаться, ничего страшного, я слушаю возмущения актеров и сотрудников буквально каждый день…
Шляпс глубоко вдохнул и по-драконьи выпустил поток брани. Увертюр пожалел о своем предложении – видимо, шквал раскаленной ругани был такой силы, что обжог даже режиссера.
– Спасибо, теперь я намного спокойнее. Итак, кому вы успели проболтаться о том, что я буду на свадьбе?
– Ха! – у Увертюра подпрыгнул живот и дернулись бакенбарды. – Да никому, конечно же! Зачем об этом лишний раз болтать?
– Ну как это, – не унимался люминограф. – Кому-то вы наверняка, да проболтались…
– Даже если бы я кому и сказал, – надулся Увертюр до состояния идеального шара, – то он бы не стал ничего красть! Это Хрусталии, господин Диафрагм, здесь вор один на полгорода и то, наверное, у бедняги не все в порядке с головой. Фанатичных творцов не интересуют деньги, им главное воплотить какие-то там свои фибры творчества. И при этом они готовы отказаться ради этого от яичницы с помидорами каждое утро! Обычно тут крадут только идеи, ну, как например было с сонатой Охренбаха[5]
– Я тоже живу здесь, если вы не заметили, господин Увертюр, и все это прекрасно знаю, – Шляпс не любил долгие разговоры не по делу. – Но вообще да, скандал был тот еще. Как там они там написали в «Снах наяву?»
– «Неслыханная наглость на грани безрассудства, Охренбах чуть не потерял сознание»… Вроде как-то так, – подсказал Глиццерин.
– Кстати, вы не думали, что Крокодила могла кому-нибудь рассказать сама? – режиссер поерзал на кресле.
– Она последняя, кто будет говорить об этом направо и налево, – Диафрагм понял, что разговор затягивается, и наконец-то снял шляпу, положив на стол. У Увертюра дернулась бровь, будь он манекеном – точно отвалилась бы.
– Ну, хорошо, а ее дочка? Вроде бы…
– Нет, она точно не могла! – встрял Глиццерин. Увертюр с Диафрагмом бросили на пиротехника удивленные взгляды, и тот парировал. – Я точно знаю! Последний, кого она вчера видела, это я…
– Оставьте ваши романы при себе, вы на работе, Пшикс, – нахмурился Увертюр. – Но поверим вам на слово.
– Но я…
– Ладно, думаю, мы закончили, – резко подвел черту Шляпс, вскочил и схватил головной убор, часики в котором неумолимо тикали. – Навестим господина Чернокнига. Но если что – мы вернемся, господин Увертюр. Мы вернемся.
– Пожалуйста, всегда только рад! Только не врываетесь так…
Шляпс вышел, не дослушав. Глиццерин пожал плечами и тоже удалился.
Увертюр получше укоренился в кресле и тяжело вздохнул, а потом решил успокоить нервы, пересчитав философов. В конце концов, искусство требует жертв – и денег тоже.
Грозовые тучи побледнели, словно от страха, но бояться-то им было нечего – разве что на интуитивном уровне что-то внутри них сжималось, когда там, внизу, маленький как блоха, шел разгневанный Шляпс.
Тучи побледнели и прохудились, а копья солнечного света посчитали это отличной возможностью, чтобы проткнуть оккупантов неба и превратить их в сияющее решето.
Лучики падали на Хрусталию столбами желтого света. Не хватало разве что поющих в небе маленьких ангелочков, и, если бы у кого-нибудь в Хрусталии появилась возможность такое провернуть, он бы точно воплотил это в реальность. Атмосфера превыше всего.
Шляпс вышел из театра и попал прямо в столб света, прищурившись.
– Солнца либо нет, когда оно нужно, – заворчал он, – либо есть, когда не нужно, да еще и в глаза бьет…
– А по-моему… – начал Глиццерин, догоняя люминографа.
– Пусть
– Что-то мощное.
– Это очевидно, я имею в виду, что конкретно?
– Какой-нибудь голем?
– Какой дурак будет таскать с собой голема? Это же невозможно не заметить!