Крокодилова свадьба

Но сейчас мужчина шел, опустив голову вниз и старясь не смотреть на прохожих, как сурок пытался зарыться в невидимую норку – теперь ему казалось, что все эти взгляды, скользящие по телу, не выражают ничего, кроме жалости, и что обладатели взглядов тихонько – или не очень – смеются над ним.

На самом-то деле, что тогда, что сейчас, люди, смотревшие на Омлетте́, не испытывали ни восхищения, ни зависти, ни жалости, ни смеха – просто бывший муж Крокодилы думал, что вызывает у прохожих такие эмоции. В действительности они просто скользили по нему взглядами, потому что… ну, для начала, по любому проходящему мимо человеку так или иначе придется скользнуть взглядом. К тому же, грива и бакенбарды Омлетте́ привлекали к себе больше внимания, чем сам Омлетте́.

А сейчас все сверлили его взглядом лишь потому, что не часто увидишь, как человек буквально под ручку шагает по улице с големом…

Когда Омлетте́ скрылся в небольшом переулке где-то со стороны задних дворов домов, ему полегчало – взгляды перестали кусать душу. Ну, или то, что от нее осталось.

У Омлетте́ дрожали руки.

Он никогда не думал, что ему придется делать то, что он собрался – оттого мужчине было не по себе. Стоило больших усилий воли заставить себя пойти на такой шаг, а поскольку воли внутри господина Омлетте́ было как варенья в банке, которым поживился Карлсон, пришлось соскребать эту самую волю со стенок и очень крепко держать в кулаке.

План был чертовски прост, особенно в компании с големом, но Омлетте́ все равно дрожал, а живот как-то нехорошо сводило.

Бывшему мужу Крокодилы было настолько плохо, что даже монокль потерял сознание и выскочил из глаза. Мужчина поймал стеклышко, поправил огромный аляпистый бант и уставился в заднюю стену узкого дома.

Чтобы хоть как-то предотвратить свадьбу, Омлетте́ был готов использовать все свои знакомства и давить на любые рычаги влияния, только давил он на них слишком слабо – силенок не хватало.

Вот и пришлось все делать самому. Ну, голем не в счет – просто глиняная кукла, движимая магией.

– Ну, давай сделаем это. Как жалко, что я не смог нанять какого-нибудь на эту гадость…

Омлетте́ отошел от стены, уступив дорогу голему. Тот зашагал.

И только благодаря невероятной удаче, которая случайно проносилась мимо, грохот получился не слишком громким, и никто ничего не заметил.

Тот же самый вихрь удачи, кстати, пролетел и мимо Шляпса, но его своей благодатью не одарил.

– Может вы все-таки не будете идти за мной? – тяжело вздохнул люминограф, оглядываясь на пиротехника. Тот даже не думал сбавлять шагу.

– Ну, я иду не за вами, а с вами – это разные вещи.

– Слушайте, насколько я помню, сегодня с утра вас чуть не уволили, и мне кажется, что господи Увертюр…

– Я сказал ему, что иду с вами, и что это касается свадьбы. У него точно не будет претензий, – Глиццерин растрепал волосы рукой.

– Вы ему солгали?

– Нет, я просто приукрасил…

– То есть вы бросили работу на полпути?

На Глиццерина это подействовало хлеще, чем священное писание, крест, святая вода и осиновый кол вместе взятые на вампира.

– Вы что! Нельзя же так относиться к работе! – руки пиротехника превратились в фейерверки. – Я закончу, когда мы вернемся – если что, задержусь до вечера, или доделаю завтра…

– Только не рассказывайте все это мне, – Диафрагм искренне удивился такой реакции. – Я просто спросил.

Некоторое время они шли молча, а грозовые тучи, затянувшие небо плотным слоем измазанной в угле ваты, как-то невероятно давили на обстановку. Погода – она такая, всегда очень умело подстраивается под настроение.

– И все-таки, может вы пойдете обратно? – не унимался Диафрагм.

– Ну, я тоже давно хотел наведаться за… Фиолетовую Дверь. Но все как-то не мог собраться, и к тому же одному туда идти страшновато.

Шляпс вдохнул – можно было поклясться, что при каждом его усталом и недовольном вздохе где-то извергался один вулкан. Правда в таком случае, весь мир уже давно бы залило магмой – в два слоя.

– Это просто городская легенда. Ну, может тот волшебник и чудаковат, но это не так страшно…

– Вы сами были напуганы в театре!

– Я сказал, что это не так страшно – но я не сказал, что это совсем не страшно, – Шляпс задумался, и вместе со лбом нахмурился нос, превратившись в перележавшую в подвале картофелину. – Ладно, если вы так хотите, пожалуйста, пожалуйста… Но только не надоедайте с люминками, хорошо?

– Эээ… – люминограф ожидал другой реакции, но получил от пиротехника именно это. – Господин Шляпс, по-моему, нам в другую сторону…

– Нет, нам точно сюда.

– А по-моему – нет…

– Пшикс, вы спорите со мной, даже не зная, куда я, точнее, теперь уже мы, идем…

– Ну, вообще-то, к Фиолетовой Двери…

– Вообще-то, я собирался сначала зайти домой и забрать светопарат – так, на всякий случай.

– А, хорошо.

Потом они снова шли молча, и если Глиццерин хотя бы смотрел по сторонам и улыбался некоторым знакомым, проходившим мимо, то Шляпс с угрюмым видом глядел под ноги и лишь иногда, заслышав глухой, томный раскат грома, поднимал голову вверх, вглядываясь в тучи столь же мрачные, сколь и его настроение.