Крокодилова свадьба

– Я бы не назвал это связной речью, – увидев, что Пшикс чуть ли не носом приложился к пузырьку, люминограф одернул руку. – Ну так что скажете?

– Это прекрасно, но, повторю, я бы такого не сделал, даже при желании. Только дым, зеркала и искры…

– То есть это не ваш розыгрыш, да?

– Да.

– Не верю!

– Ну я же говорю, что не смог бы такого сделать…

Люминограф замялся.

– Ладно, допустим. Но тогда кто?

– Откуда мне знать? Да и, боюсь, никто такого сделать бы не смог, – потом Пшикс задумался, собираясь с мыслями. – Вам вообще не кажется, что оно… живое

– Гомункул?

– Нет, они противные и мерзкие, а это… прекрасное

– Ятить-брить-острить!

– Ну, почти прекрасное, – поправился Глиццерин. – Нет, что-то буквально живое. Не магическое.

– Не несите чушь, молодой человек… Такого не бывает, только если это не светлячок – но они не разговаривают, – Люминограф спрятал колбочку и щелчком пальцев вернул максимальное освещение.

– По-моему, бывает все, – будь рядом начинающий философ, он бы взял эту фразу Пшикса на карандаш.

– Ну, я хотя бы убедился, что это не вы. Значит, меня решил разыграть кто-то другой…

– А вам не кажется, что это… и не розыгрыш вовсе? Просто оно само так случилось?

– Это мы уже выясним позже, – отмахнулся люминограф. – Спасибо, что это сделали не вы, а мне пора…

– И вам совсем не интересно, что это такое?

– Нет.

– Совсем?

– Ни капли.

– Но раз вы пришли сюда, значит вам было интересно

Внутри Диафрагма Шляпса что-то щелкнуло – видимо, в его операционной системе произошел сбой, ведь люминографа только что подловили на том, что он так старательно пытался скрыть.

– Допустим, – мужчина остановился. – Но вы же сами сказали, что не знаете, что это такое.

– Трыть-перерыть-крыть! – раздалось из внутреннего кармана.

– Можно на ты и по имени, просто Глиц, – сперва обозначил пиротехник. – Я не знаю, но, возможно, знаю того, кто может знать…

– И кого же вы имеете в виду, господин Пшикс? – Шляпс любил игнорировать замечания, которые ему не нравились.

– Вы знаете, о ком я.

– Неужели?

– Почти наверняка.

– Ну так скажите!

– Я говорю о…

– Вы скажете это, да?

– О Фиолетовой Двери…

– О нет, так и знал, что речь зайдет об этом. Спасибо, что хотя бы не о Бальзаме Чернокниге. Правда, спасибо.

Любой город, существующий на лице земли достаточно долгое время, как-то сам по себе порастает сорняками-легендами, и они покрывают его, как колючий плющ стену старого романтического замка, или как плесень те стенки ванной, которые всегда лень мыть – слишком уж они далеко. Эти байки варьируются от мала до велика, чего тут только не встретишь: призраков, волшебство (в плане мифического волшебства, а не привычной магии), мистику ну и много чего интересного. Это такая своеобразная барахолка забытых историй, части которых раскиданы по всему городу. Некоторые истории – придуманы, некоторые – реальны, некоторые особо сумасшедшие собирают в сборники и переписывают на бумагу, а другие становятся отличным материалам для предприимчивых экскурсоводов, коих в Хрусталии, благо, не водилось.

Своих городских легенд в Хрусталии было навалом, но вот Фиолетовая Дверь стояла особняком от всего остального.

Для начала, это была не совсем-то байка, и даже не легенда – Фиолетовая Дверь действительно существовала вполне в рамках привычной реальности, вот только одна на весь город. В узком фасаде она выглядела уж как-то слишком вызывающе, но Хрусталия любила такие творческие странности.

Проблема была не в самой двери – она не вела в другое измерение и не была проклята, – а в том, что было за ней. Точнее – кто.

Традиционно, волшебники есть в каждом городе, и это не могущественные колдуны с седыми бородами (хотя их наличие никто не отменяет), а просто люди, которые понимают, как магия работает во всех нюансах – и, естественно, могут использовать ее для создания всяких разнообразностей. Одни волшебники начинают преподавать, вторые – изобретают новые полезные приборы, работающие на магии, третьи – чинят магические приспособления и избавляются от магических аномалий (волшебнику достаточно просто зажечь магический огонек, чтобы использовать эту лишнюю магию), ну а четвертые не делают ничего.

В Хрусталии волшебник был всего один, и жил он именно за этой Фиолетовой Дверью. Поговаривали, что он давно уже тронулся умом – хотя творческое сумасшедшие считалось в Хрусталии даже чем-то здоровым.

Но он, как говорили, съехал с катушек окончательно и бесповоротно, так что отбуксовать его обратно на рельсы разума было уже просто невозможно.

Омлетте́ терпеть не мог ловить на себе чужие взгляды – по крайней мере, теперь, в своей новой жизни. Раньше уколы чужими глазами доставляли ему удовольствие, потому что, как говорится, Омлетте́ чувствовал себя на коне – притом, видимо, слепленном из золота. И бывшему мужу Крокодилы казалось, что взгляды, которые кидали на него прохожие, полны восхищения, обожания и легкой зависти – а это щекотало самолюбие.