Крокодилова свадьба

– Ты взяла больше пирожков, чем обычно… Смотри, маме ты всегда берешь две булочки – ни больше, ни меньше, а себе – всегда, абсолютно всегда! – два вишневых пирожка. А сегодня ты взяла четыре…

– Может я захотела еще!

– На тебя это не похоже – ты верна своему, как ты это там называешь…

– Графику?

– Да, графику! К тому же, ты вроде как следишь за фигурой – и это ты мне сама говорила. Так что, здесь точно замешан кто-то посторонний.

Октава была задавлена логикой булочной философии. Странно, что у этого течения так мало последователей – оно крушит всех оппонентов корицей, яблоками, вишней и тестом – главное, чтобы оно достаточно пропеклось, иначе аргументы будут недостаточно весомыми.

– Ну, вы правы, похоже на то.

– Вот, а я же говорила! Ну и как оно?

– Не по графику, – призналась Октава.

– Опять ты за свое! Может, оно и к лучшему?

– Не знаю. Поэтому мы договорились на пробный период. Давайте потом поговорим про это, хорошо? Я просто тороплюсь.

– Это на тебя тоже не похоже. Обычно ты не медлишь, но и не торопишься, потому что появляешься везде с точностью до минуты.

– Откуда вы меня так хорошо знаете?

– Ты заходишь ко мне два раза в неделю в течении нескольких лет, не выбиваясь из своего… графика. Поверь, я кое-что успела о тебе выучить. Но, не могу больше задерживать – а то еще начнешь опаздывать. Маме передавай привет!

– Хорошо, – выдавила слегка покрасневшая Октава, со звоном дверного колокольчика выйдя на улицу.

И откуда эти хозяева лавок всегда знают все и обо всех? Эта мысль по-настоящему беспокоила девушку, а вот опозданий она не боялась – ровно так же, как и слишком ранних приходов. Сложно бояться таких вещей, когда на два полушария твоего мозга жирным шрифтом написано слово «ПУНКТУАЛЬНОСТЬ». Притом, именно так, заглавными буквами.

Омлетте́ поскреб внутри пурпурного кошелька, когда-то давно купленного у Бальзаме Чернокнига, и в ответ внутри у бывшего мужа Крокодилы заскреблись пантеры. Кошелек оказался наполовину пуст, и в то же время наполовину полон – хотя, если смотреть объективно, там оставалось совсем немного философов.

И этого точно не хватило бы на то, что Омлетте́ планировал.

В принципе, всегда можно было пополнить запасы – например, сделать как все нормальные люди и попробовать поработать, но Омлетте́ чувствовал, что не выдержит такого тяжкого труда. Хотя по-настоящему физически тяжелым трудом в Хрусталии никто и не занимался.

А посему бывший муж Крокодилы провел последний час в долгих раздумьях, которые тянулись нугой, а потом разрывались, лопались, и приходилось начинать все сначала.

Тяжело вздохнув и открыв было рот, чтобы сказать что-то голему, Омлетте́ передумал – снова тупо уставился в кошелек, почесывая здоровенные пушистые бакены и не менее пушистую прическу-гриву.

У него не осталось практически ничего, кроме небольшого количества денег, небольшого количества смекали, и не менее небольшого количества знакомых.

А потому, как бы Омлетте́ не хотелось, он все-таки решился взяться за дело собственноручно – хоть и не полностью, а наполовину. Не хватало кроме драгоценных денежек потерять еще и себя самого. Да и вообще, его статусу не соответствует занятие такими делами

Только вот господин Омлетте́ совсем позабыл, что этот его «статус» пылился где-то на антресолях, забытый всеми, кроме него самого и, может быть, личного голема.

Который, как оказалось, все-таки сможет принести пользу впервые за все эти годы.

Глиццерин всегда бубнил себе под нос, когда работал – так было проще ориентироваться, соображать и понимать, что ты делаешь так, а что – не так. А еще, когда работа воспринимается практически как жена, бубнеж под нос создает некую атмосферу уединенности, близости со своей любовью и второй половинкой.

В случае Пшикса – с работой, конечно же.

Сейчас, в темноте сценического подвала, освещаемой лишь мерцающей желтым магической лампой, звучала мелодия из бубнежа Глиццерина – такое себе удовольствие для любителей музыки. Но здесь, в пиротехническом раю, Пшикс был сам себе хозяин, сам себе режиссер, сам себе начальник (пока не начинал орать Увертюр) и, в принципе, был сам себе сам

– Так, это сюда, это немного подкрутить, здесь слегка ослабить, а еще свидание через несколько часов и… – тут Глиццерин осекся и сам удивился словам, сказанным словно бы машинально. Пшикс понимал, что должен был пробубнить под нос не это – но случилось именно так.

Пиротехник отмахнулся, продолжив.

– Так, тут кончается краситель, здесь вроде бы все в порядке, здесь… здесь мне что-то не нравится, надо что ли закончить работать пораньше и подготовиться, и может цветов

Глиццерин снова осекся. Когда любовь горячей смолой влили в голову, тяжело сосредоточиться на работе – даже при том уровне страсти к ней, которую испытывал Пшикс. Тогда, получается, если работа – это любовь, то Октава – любовница? Или наоборот – работа стала любовницей?

Глиццерин отмахнулся от странных мыслей и продолжил работать.