Крокодилова свадьба

Где-те глубоко внутри Глиццерин подумал, что, возможно, это на самом деле очень важно – но рассуждения на эту тему он оставил на потом.

– Тогда это абсолютно новый виток в истории нашего театра! – Увертюр обхватил пиротехника за плечи. – Спектакли с выездом на дом!

– Да, только нужно будет перетащить и настроить всю технику…

– Таскать тебя никто ничего не заставит, расслабься. А вот настройка – исключительно на тебе. И только попробуй что-то забыть, как на вчерашнем спектакле – я тебя может быть и не уволю насовсем, но не повышу точно. Скорее даже понижу до минимума.

Увертюр демонстративно опустил вниз ладонь и улыбнулся улыбкой самого щедрого в мире человека – правда, щедрость его была весьма специфична, но этот вопрос мы опустим. Была – уже хорошо.

– Так что дерзай, – он хлопнул Пшикса по спине так, как обычно бьют по технике, чтобы та волшебным образом заработала.

Глиццерин расслабился и, минув пару театральных коридоров-лабиринтов, добрел до сцены – душа тут же наполнилось приятным ощущением предстоящей работы.

К тому же, надежда умирает последней, и даже Увертюр, наступивший ей на горло, не смог извести ее полностью. Пшикс верил – если все пройдет хорошо, возможно, его все-таки повысят, и он сможет заниматься любимым делом еще больше, при этом – с практически полностью развязанными руками.

Опять же, возможно

Возможно, вообще, очень важное слово – если ставишь все, что может произойти, под сомнение, то сильно радуешься, когда это происходит, и не так расстраиваешься, если этого не происходит – ну, или наоборот, тут все зависит от ситуации. Возможной и свершившейся пытке на гвоздях радуются только мазохисты.

Глиццерин не считал себя таковым ни коим образом, но на самом деле был самым настоящим мазохистом, даже каким-то маньяком, только от мира работы – он так включался в дело, что обычно забывал обо всем остальном. Если бы все маньяки так же выбирали предметом своей пассии любимую работу – допустим, пропалывали бы цветочки, – мир стал бы куда более лучезарным местом.

И сейчас Пшикс опять нырнул под сцену – буквально, а не метафорически – в любимые пиротехнические заморочки.

Когда каждый день проводишь за готовкой вкусностей – тут уж совсем не важно, каких, – желудок постепенно начинает привыкать и, когда нос бросает в мозг копья ароматного запаха корицы и яблок, желудок не ворчит и не урчит. Точнее, урчать-то он может и урчит, если ты правда голодный, но это происходит как-то не так заметно – у человека непривыкшего сразу глаза лезут на лоб, а в желудке скребутся агрессивные кошки.

В уютной пекарне «Печеные сновидения» на первом этаже узкого, как и все остальные, дома, работала мадам Булька – она как никто другой привыкла к запаху вкусностей, которые сама и готовила, от начала до конца. Поэтому, во время выпекания любимых всей Хрусталией улиточек с корицей и яблоком, ее желудок не беспокоился – а вот вся округа в радиусе нескольких метров превращалась в гипнотический бермудский треугольник, где люди таинственным образом пропадали. Но быстро находились – в пекарне «Печеные сновидения», обычно за поеданием хлеба, булочек и пирожков.

Октава Крокодила, в отличие от хозяйки заведения, не имела иммунитета к гипнотической силе запаха, и знала за собой этот грешок. Поэтому, каждый день она сдавалась в плен пекарни добровольно, покупала несколько булочек и пирожков с вишней, при этом мистическим образом не толстея.

Ну, если только совсем чуть-чуть.

Зазвенел дверной колокольчик.

– Минуточку-минуточку! – закопошилась мадам Булька и, отставив в сторону поднос, вернулась к прилавку. – А, Октава! Что-то там нахмурилось все, да?

Хозяйка заведения была представительницей старой гвардии, и любой разговор – даже с покупателем, которого она видела по несколько раз на неделе – начинала с вопроса о погоде. Просто это – залог хорошей беседы.

– Кажется, дождь собирается, – ответила уже привыкшая к таким прелюдиям девушка. – С грозой.

– А я даже не захватила зонтик, как жаль! Что сегодня будешь брать?

– Как обычно, две улитки с корицей и четыре пирожка с вишней…

Хозяйка заведения улыбнулась и скрылась за стеклянной витриной – а потом, ее внутренние батарейки, видимо, сели, и Булька застыла.

– Но это ведь не как обычно, – протянула она. – Обычно ты берешь два пирожка с вишней…

Октава засуетилась.

– Ну, а сегодня четыре – но все остальное осталось тем же самым.

– Ладно-ладно, – Булька вновь засуетилась, набирая пирожки.

Октава положила несколько золотых философов на прилавок и забрала покупку, уложив в небольшую сумочку через плечо.

– Октава, – невинным голосочком проговорила Булька. – Ты что, влюбилась?

Девушка была готова ко всему, но только не к этому – и чуть не выронила сумку.

– С чего вы вообще взяли?

– Ну, сейчас ты так отреагировала на это, что мне теперь точно все понятно…

– Но вы-то сказали тогда, а не сейчас! То есть, до моих удивленных слов…