– Какие грязные цели, господин Диафрагм! Я лучший свадебный церемониймейстер всех семи городов! Даже если бы у меня эти грязные цели и были, я бы не стал нагло красть вашу собственность. Это, знаете ли, очень портит статус. А в нашем деле статус – это все! – Честер сделал передышку. – Как вообще
– Они пробили стену, – холодно процедил люминограф.
– И вы думаете, что я мог пробить стену?!
– Нет, но я решил проверить. Хорошо, но вы-то уж точно кому-то проболтались о люминках на свадьбе, и этот кто-то просто решил испортить все…
– Испортить свадьбу?! – Чернокниг побагровел. – Этот кто-то, как вы выразились, должен быть просто не в своем уме, потому что…
Шляпсу несвойственно было обращать внимание на возмущения других, и уж тем более подмечать в тираде слов отдельные фразы – а очень, очень зря.
– То есть, вы говорите, что никому не проболтались?
– Конечно нет! Ну а смысл. Ведь я… – Честер замер и сфокусировал свой взгляд на груди люминографа – будь перед ним девушка, его бы еще можно было понять. – Эээ… у вас там что-то светится…
– Что? – встрепенулся Диафрагм и заметил, как пузырек во внутренним кармане снова замерцал призрачно-зеленым. Шляпс ударил по плащу, будто отряхиваясь, и свечение пропало.
– А
–
– Простите, что вы сказали?
– Что? Я ничего не слышал. Наверное, вам снова показалось. То есть, вы никому не говорили? Хорошо, тогда просто отдохните, а я сам со всем разберусь.
– Но как вы разберетесь, если не знаете, кто украл светопарат… – Честер наконец-то отвлекся от свечения.
– Господин Шляпс! – раздался истошный вопль, который подразумевался как обычный крик. Но после незапланированный пробежки, любой крик становится похож на вопль. На крыльцо взбежал запыхавшийся Глиццерин, за ним – Октава. На вопль отреагировал и Бальзаме, тут же появившись в дверях.
– Господин Шляпс! – повторил пиротехник. – У нас тут было свидание…
–
– Неинтересно, – тут же кинул камень безразличия люминограф.
– …да, так вот, мы знаем, кто украл светопарат! Точнее, Октава знает.
– А вот это я готов выслушать.
– Эээ, – замялась девушка. – Не то чтобы я очень хотела вам говорить, поверьте, на принятие решения ушло много душевных сил, но…
У Шляпса блеснули глаза, но тут же потухли.
– А можно чуть конкретнее? – уточнил люминограф.
– Да, – согласился Честер. – Забавно, все знают вашу маму, но про папу вообще никто ничего не слышал… Такое ощущение, что мадам Крокодила вечно была одна.
– Его зовут Омлетте́, – добавила Октава.
– Хмм… – Честер почесал подбородок. – Знаю почти весь город, а этого господина не припомню. Странно, он ведь бывший муж мадам Крокодилы…
– Он бы удивился, что вы его не знаете, – вздохнула девушка.
– И я тоже не могу припомнить… – добавил Шляпс.
– Да, он
– Ой, так это же и есть господин Омлетте́! – чуть не оглушил Честера своим колокольным голосом Бальзаме, все это время любопытно слушавший беседу в дверях. – Я помню, как шил ему этот бант! И он до сих пор его носит?.. Приятно, конечно, но это уже совсем не в моде…
Глаза Шляпса словно застыли, разве что не закрутились назад, что шло бы вразрез со всеми законами физиками. События прошедших дней хлынули волной, дамбу воспоминаний прорвало, и в голове замелькали изображения мужчины, который пристал к нему по дороге в дом Крокодилы.
– А, так это был
– Вы все же знакомы? – удивился Бальзаме.
– Нет, встретились на улице, и он… в общем, наврал с три короба.
– И мне тоже, – вздохнула Октава. – Он сказал, что одолжил у вас светопарат.
– Одно уточнение. У него что, есть дома голем?
– Да.
– И один вопрос – откуда?
– Даже не спрашивайте…
– Ну вот и славно, – пробубнил Честер Чернокниг. – Теперь мы знаем, кто вор! Я, пожалуй, пойду и разберусь с господином Омлетте́.
Шляпс рукой преградил дорогу церемониймейстеру.
– Нет, господин Чернокниг, я разберусь с этим сам.
– Но это касается свадьбы, она может быть испорчена, и ведь
– Я напомню вам, – нахмурился люминограф, – что он ворвался в
Решительность на секунду улетучилась, и Шляпс призадумался.