Крокодилова свадьба

– Даже не…

– Дадите сделать люминку?

– Как я уже начал, даже не думайте. До скорого и… – Шляпс снял шляпу, глянул на часы и закончил. – Спокойной ночи.

– По-моему, еще только вечер…

– Но до ночи я с вами уже не увижусь, – ехидно улыбнулся люминограф и, еще раз попрощавшись, пошел в другую сторону.

Октава и Глиццерин постояли в тишине, но недолго.

– Куда теперь? – уточнила девушка.

– Полагаю, по домам.

– Демо-свидание… окончено, да?

– Предполагаю, что да. Прости, но мне надо на работу – ты ведь понимаешь…

– Да, я не хочу, чтобы никто из нас не выбивался из графика жизни, – запела старую песню Октава.

– Получилось неправильно, да?

– Что неправильно?

– Ну, демо-свидание, – уточнил пиротехник.

– Да, не совсем так, как мне представлялось и как должно быть правильно. Но… мне понравилось, – девушка задумалась на минуту, накрутив на палец прядь светлых волос. – Все это вообще неправильно. Ну, я уже говорила.

– Да, – подтвердил Глиццерин. – Но раз все и так неправильно, может, сегодняшнее демо-свидание вышло не таким уж неправильным на фоне всего остального неправильного? В том плане, что если неправильно все, то так и должно быть.

– Да… – протянула Октава. – Знаешь, я запуталась.

Они шли по вечерним улочкам Хрусталии, которые постепенно, медленно и нерасторопно, ленивыми медведями готовились ко сну – внешне никаких изменений не происходило, если не считать постепенно заходящего солнца, но город окутывала какая-то незримая дымка, ощущение того, что скоро все уснет, а во снах в головы цветными реками потекут идеи, мечты и образы. Все замедлялось, замирало, и это можно было почувствовать даже через воздух – он тяжелел, наполнялся ароматом вечера и становился мягче, действуя на голову как успокоительное, как кальянный дым.

Хрусталия становилось матовой, цвета, звуки, голоса, ощущения слегка приглушались, все вокруг становилось мягким и нежным, и даже брусчатка, казалось, размокает, проваливается под ногами, вскружившая голову. А сами улицы будто бы прижимались друг к другу, стараясь согреться, и тонкие дома брались за несуществующие руки, сближаясь, сужая пространство вокруг – но все лишь на уровне ощущений и эмоций.

Когда парочка дошла до начала Метафорической улицы, Глиццерин спросил:

– А что ты будешь делать… с жизнью?

– Не знаю, – пожала Октава плечами. – Наверное, просто поставлю и буду смотреть. Может, она заговорит связно. А потом, наверное, отпущу.

– Зачем?

– Шизанте говорил, что рано или поздно она должна чем-то стать. Пусть уж лучше станет, чем нет.

– Как думаешь, что скажет…

– Мама? – опередила пиротехника Крокодила младшая. Тот кивнул. – Не буду ей показывать. У нее и так полно забот перед свадьбой, тем более, она уже послезавтра.

– Да, времени на подготовку осталось совсем мало…

Они дошли до дома Крокодилы, попрощались, но обошлись без поцелуев – все-таки, это было демо-свидание, у них демо-отношения, и все пошло как-то не так, неправильно – впрочем, для Октавы много чего было неправильным.

Но когда девушка позвонила в магический звонок, ей на мгновение явилась легкая, как струйка дыма, мысль, что сейчас они оба поступили действительно неправильно. Только вот мысль тут же улетучилась.

Глиццерин спешил в сторону театра – точнее, просто шел. Он, кстати, так и не решил, кто теперь его любовница – работа по отношению в Октаве, или Октава по отношении к работе. Но что-то щелкнуло внутри, возможно задетое готовящейся ко сну Хрусталией, и впервые за долгое время пиротехник почувствовал, что не особо хочет на любимую работу, в которую всю свою жизнь был влюблен.

Даже дураку тут же стало бы понятно, кто теперь любовь, а кто – любовница.

Честер весь светился от счастья – точно так же, как украшение на платье Крокодилы. Для начала, как любой нормальный – в нашем случае, лучший – свадебный церемониймейстер, Чернокниг искренне радовался, что платье хозяйке дома не просто подошло, а красило ее, несмотря на все причуды Бальзаме. Да, в отрыве от Крокодилы оно было похоже на яйцо, да и на Аллигории форма особо-то не изменилось. Но в комплекте с тучной фигурой наряд выглядел правильно, не вызывал смешков: серебристо-черно-белое платье с кучей декоративных элементов, достаточно свободное, но при этом словно собирающее тело Крокодилы в одно целое. И даже глупый, как могло показаться, воротник в форме яичной скорлупки, выглядел хорошо – придавал абсурдной аристократичности, словно бы Аллигория Крокодила стала феей-крестной, вышедшей прямиком из закоулков снов, но при этом корни ее древний род брал от самого Шалтая-Балтая, вот потому все фамильные украшения и драгоценности становились резко яйцеобразным. Да даже сами люди, чего уж там.

Но это была лишь первая причина для радости, которую Честер испытывал, откровенно говоря, на каждой свадьбе. Вторая, потаенная причина, могла возникнуть только на крокодиловой свадьбе – и связана она напрямую со светящимся украшением.