Крокодилова свадьба

— Я собирался сказать, что мы договорились, и что мадам Крокодила оплачивает все расходы…

Ментальную вилку главного режиссера резко выдернули из розетки, и он на несколько мгновений отключился от бытия.

— Нет, ты не уволен.

— Спасибо. Но дело в том, что… в общем, спектакль состоится не в театре, а в доме Крокодилы. Она сама об этом попросила. Хотя, скорее, больше об этом просил господин Чернокниг, но не столь важно.

Где-те глубоко внутри Глиццерин подумал, что, возможно, это на самом деле очень важно — но рассуждения на эту тему он оставил на потом.

— Тогда это абсолютно новый виток в истории нашего театра! — Увертюр обхватил пиротехника за плечи. — Спектакли с выездом на дом!

— Да, только нужно будет перетащить и настроить всю технику…

— Таскать тебя никто ничего не заставит, расслабься. А вот настройка — исключительно на тебе. И только попробуй что-то забыть, как на вчерашнем спектакле — я тебя может быть и не уволю насовсем, но не повышу точно. Скорее даже понижу до минимума.

Увертюр демонстративно опустил вниз ладонь и улыбнулся улыбкой самого щедрого в мире человека — правда, щедрость его была весьма специфична, но этот вопрос мы опустим. Была — уже хорошо.

— Так что дерзай, — он хлопнул Пшикса по спине так, как обычно бьют по технике, чтобы та волшебным образом заработала.

Глиццерин расслабился и, минув пару театральных коридоров-лабиринтов, добрел до сцены — душа тут же наполнилось приятным ощущением предстоящей работы.

К тому же, надежда умирает последней, и даже Увертюр, наступивший ей на горло, не смог извести ее полностью. Пшикс верил — если все пройдет хорошо, возможно, его все-таки повысят, и он сможет заниматься любимым делом еще больше, при этом — с практически полностью развязанными руками.

Опять же, возможно.

Возможно, вообще, очень важное слово — если ставишь все, что может произойти, под сомнение, то сильно радуешься, когда это происходит, и не так расстраиваешься, если этого не происходит — ну, или наоборот, тут все зависит от ситуации. Возможной и свершившейся пытке на гвоздях радуются только мазохисты.

Глиццерин не считал себя таковым ни коим образом, но на самом деле был самым настоящим мазохистом, даже каким-то маньяком, только от мира работы — он так включался в дело, что обычно забывал обо всем остальном. Если бы все маньяки так же выбирали предметом своей пассии любимую работу — допустим, пропалывали бы цветочки, — мир стал бы куда более лучезарным местом.

И сейчас Пшикс опять нырнул под сцену — буквально, а не метафорически — в любимые пиротехнические заморочки.

Когда каждый день проводишь за готовкой вкусностей — тут уж совсем не важно, каких, — желудок постепенно начинает привыкать и, когда нос бросает в мозг копья ароматного запаха корицы и яблок, желудок не ворчит и не урчит. Точнее, урчать-то он может и урчит, если ты правда голодный, но это происходит как-то не так заметно — у человека непривыкшего сразу глаза лезут на лоб, а в желудке скребутся агрессивные кошки.

В уютной пекарне «Печеные сновидения» на первом этаже узкого, как и все остальные, дома, работала мадам Булька — она как никто другой привыкла к запаху вкусностей, которые сама и готовила, от начала до конца. Поэтому, во время выпекания любимых всей Хрусталией улиточек с корицей и яблоком, ее желудок не беспокоился — а вот вся округа в радиусе нескольких метров превращалась в гипнотический бермудский треугольник, где люди таинственным образом пропадали. Но быстро находились — в пекарне «Печеные сновидения», обычно за поеданием хлеба, булочек и пирожков.

Октава Крокодила, в отличие от хозяйки заведения, не имела иммунитета к гипнотической силе запаха, и знала за собой этот грешок. Поэтому, каждый день она сдавалась в плен пекарни добровольно, покупала несколько булочек и пирожков с вишней, при этом мистическим образом не толстея.

Ну, если только совсем чуть-чуть.

Зазвенел дверной колокольчик.

— Минуточку-минуточку! — закопошилась мадам Булька и, отставив в сторону поднос, вернулась к прилавку. — А, Октава! Что-то там нахмурилось все, да?

Хозяйка заведения была представительницей старой гвардии, и любой разговор — даже с покупателем, которого она видела по несколько раз на неделе — начинала с вопроса о погоде. Просто это — залог хорошей беседы.

— Кажется, дождь собирается, — ответила уже привыкшая к таким прелюдиям девушка. — С грозой.

— А я даже не захватила зонтик, как жаль! Что сегодня будешь брать?

— Как обычно, две улитки с корицей и четыре пирожка с вишней…

Хозяйка заведения улыбнулась и скрылась за стеклянной витриной — а потом, ее внутренние батарейки, видимо, сели, и Булька застыла.

— Но это ведь не как обычно, — протянула она. — Обычно ты берешь два пирожка с вишней…

Октава засуетилась.

— Ну, а сегодня четыре — но все остальное осталось тем же самым.

— Ладно-ладно, — Булька вновь засуетилась, набирая пирожки.

Октава положила несколько золотых философов на прилавок и забрала покупку, уложив в небольшую сумочку через плечо.

— Октава, — невинным голосочком проговорила Булька. — Ты что, влюбилась?