– Знаешь, – сказала Таня, – не хочется провести жизнь на фронте. Просто у нас такая почва, удобряй не удобряй, что на ней хорошо растут только цветы зла (о, как я гордилась купленным по случаю за пять рублей томиком «Цветов зла» – прижизненным, в кожаном переплете! И как не могла поверить, что француз – первый из встреченных мной через несколько лет после окончания учебы – не знал, кто такой Бодлер). Я бы все отдала за то, чтоб не быть русской, мы – унтерменш, – прошептала Таня мне в ухо.
– Ну ты даешь! – я оторопела. – Что за хайльгитлер на тебя нашел?
– Да просто: приезжает сюда иностранец и может выбрать любую, никто не откажет. Выбирает самую красивую, естественно. В общем, до меня очередь никогда не дойдет. Останусь старой девой.
– Вот ведь кто про что…
За все пять лет в альма-матер Таня так и не встретила своего Иностранца. Но у нее появился ухажер, о котором она упоминала все чаще:
– Приклеился идиот, караулит с цветами у подъезда, не отвяжешься, люблю-люблю, я ему – пшел отсюда, брысь! А он все стоит, представляешь?
– Где ты его откопала?
– На вечеринке в МГИМО. Последний курс, как мы. Проводил раз до дому, так теперь повадился, урод. А тут совсем: поднялся за мной, папа открывает, видит его и – «заходите, пожалуйста». Я уж папе глаза страшные делала – будто не видит: «Проходите, не стесняйтесь, дочь у меня дикарка – ты бы представила своего приятеля». И мама вышла, тоже расшаркивается. Ну у нее вообще бзик, что я никогда замуж не выйду – обрадовалась, что хоть кто-то появился. Я же еще и дикарка.
Таня фырчала и шипела, как змея, все чаще рассказывая об этом Банном Листе, которого мы так и прозвали меж себя, но только мы сдали последние экзамены и получили дипломы, как Таня сообщила, что выходит замуж. За него, за Банного Листа.
– Ка-а-к? – заорала я. – Ты же его не любишь, презираешь, ты что, с ума сошла!
Мы снова, как в начале нашего знакомства, отправились в кафе «Космос», взяли по самому дорогому, фирменному мороженому «Космос» – скрытому под шоколадным соусом, с двумя печеньями-ушами, похожему на сам этот таинственный космос, который наверняка нас слышит.
– Это временно. Потерплю, – стоически сказала Таня. – Есть ради чего. Листа скоро отправляют работать в Испанию, ему нужна жена, иначе не выпустят. Мы поженимся, уедем, а там я найду себе нормального испанца, и дело с концом. – Таня сияла от радужной перспективы.
– Фиктивный брак?
– Фиктивный, наверное, не получится, ему жить негде, он из провинции, папа покупает нам квартиру. Родители в нем вообще души не чаят – говорят: такой воспитанный, обходительный, покладистый, он теперь с ними в основном и общается. А я начинаю учить испанский. Лучше б во Францию, конечно, и учить ничего не пришлось бы, но это детали, главное – пересечь границу.
Лето у меня прошло в разъездах, мыслях о разводе и поисках работы. Осенью я позвонила Тане. Удивительное это было время, когда телефон трезвонил беспрерывно, по нему говорили часами, в доме было броуновское движение гостей, при этом еще успевали что-то делать, не меньше, чем потом, когда жизнь претерпела евроремонт. У Тани был совершенно убитый голос. И она стала рассказывать:
– Я бью его головой о батарею. Ничего не могу с собой сделать. Не выношу, всякое терпение кончилось. В Испанию он, видишь ли, уже не едет, только через три года, а пока привез из своего Мухосранска мамочку, и мы живем втроем в однокомнатной квартире. Вот так.
Я никогда не слышала, чтоб кто-то – не потерявший человеческий облик алкаш, не уголовник какой, а из знакомых – бил человека головой о батарею. Тем более тихая, скромная Таня. Это был шок.
– Так выгони их обоих, иди жить к родителям – это ж не жизнь!
– Не могу. Я беременна. – Таня сообщила это как печальное известие. Почему же, думала я, не дается то, чего больше всего хочешь? Ну почему Тане не подвернулся Иностранец, почему ее жертва этому идолу – брак по расчету – убила и сам расчет? Расчет – это же надежда, а у нее и надежду отняли. Я отмечала это уже не раз: как вопрос жизни и смерти, так непременно ничего не получается.
– Тань, давай по порядку. Ты хотела выйти замуж за иностранца ради чего – ради свободы. В результате: ради свободы ты в неволе.
– Ага, в тюрьме. Лучше было оказаться в тюрьме у Софьи Власьевны, чтоб Софья Васильна защищала. – Она усмехнулась: – Юмор висельника.
– Может, сделать аборт?
– Поздно. Я слишком поздно узнала.
– Давай увидимся, что ли. Я вот развожусь…
– Везет тебе! (А это у меня в очередной раз загорелась табличка «…если осталось бы жить один день» – вот и решила не откладывать.)