Крокозябры (сборник)

– Да, я теперь дочь миллионера, – отрезала она и прошла мимо.

Он слал ей эсэмэски, караулил у выхода после конца работы, но Феля ни разу ему не ответила, даже кивком.

Юбилей приближался, мама заболела – Феля проголосовала такси, чтоб быстрее привезти ей аспирин, как раз выпал первый снег, и таксист, примерно ее сверстник, сказал: «Мело, мело, по всей земле, во все пределы, свеча горела на столе…»

– Вы знаете стихи?

– Я их и сам пишу, – отозвался водитель, – а извозом деньги зарабатываю.

– Зимы ждала, ждала природа, снег выпал только в декабре, – подхватила Феля.

– У Пушкина – в январе, – улыбнулся водитель-поэт.

– Так то́ у Пушкина, – парировала Феля, – у нас чтоб до 20 декабря снег не шел – не бывало такого. И снежинки-то меленькие, а в детстве снег хлопьями летел, и на окнах узоры от инея…

– Зима ведь не сдастся: тверда!/Смириться бы, что ли… Пора же!/Иль лира часов и тогда/Над нами качалась не та же?

– Это ваше?

– Нет, Иннокентий Анненский. Теперь стихи по-другому пишут.

– Современных я не знаю, – призналась Феля. – Больше всех Цветаеву люблю.

– Пожалуйте вам Цветаеву: «О, подожди», они просили нежно,/С мольбою рук./«Смотри, темно на улицах и снежно…/Останься, друг…»

– Надо же, впервые встречаю человека, который знает стихи, еще и наизусть.

– А как вас зовут?

Феля помедлила с ответом. На работе ее знали как Юлю, но вообще-то она была Фелицией, как же сказать незнакомому человеку? И неожиданно для себя произнесла:

– Джульетта.

– Тогда я Ромео, – ответил он. – Вообще-то просто Алексей.

– А я просто Фелиция.

На Новый год и ее день рождения он подарил ей цветущий розовый куст. Они кружили по Москве, потом пили шампанское у нее дома.

Мама представилась неожиданно для Алексея: «Ирочка». Он пожал протянутую руку: «Алексей Петрович». В первую встречу она все время на него косилась:

– Разве сейчас бывают поэты?

– Буря мглою небо кроет,/Вихри снежные крутя;/То, как зверь, она завоет,/То заплачет, как дитя,/То по кровле обветшалой/Вдруг соломой зашумит,/То, как путник запоздалый,/К нам в окошко застучит.

Вот и я, путник запоздалый, наконец добрался, – сказал он. – А поэтов сейчас – если брать только хороших – около тысячи. Но вам ведь и одного хватит, правда?

В Валентинов день, 14 февраля, Феличита и Алексей, который не называл, а пел ее имя: Felicitá e tenersi per mano andare lontano la felicitá – поженились, а в следующую новогоднюю ночь у них родилась дочь, назвали Юлией – чтоб ее любили.

Февраль 2011

Метаморфоз

Повесть1. Аконит

Мы познакомились на вступительных экзаменах, сразу выделили друг друга в толпе абитуриентов, а найдя свои фамилии в списках, пошли отмечать в кафе-мороженое «Космос» на Тверской. Я заказала «Марс», Таня – «Солнышко», отличались они всего лишь вареньем, которым был облит шарик: мой – клюквенным, ее – абрикосовым, но это теперь глаз дотошен, как сканер, а тогда был настроен на картину «в целом».

Таня – высокая, поджарая, ширококостная, по сегодняшним меркам – типичная модель, если над ней поработать, а тогда – «никакая», не посылающая сигналов внешнему миру. Застенчивая, милая, видно, что из хорошей семьи.

– Кто у тебя родители? (Теперь так не спрашивают, а тогда – первым делом. Графа́ «происхождение».)

– Папа адвокат.

Мой уточняющий вопрос «кто?» – не казался странным: адвокаты были либо знаменитостями – те, кто защищал диссидентов, при том что судьба подсудимых решалась заранее в КГБ, так что это было искусством для искусства, – либо никем, клерками, совслужащими, безымянными сотрудниками юрконсультаций. Чем громче процесс, тем популярнее защитник. Звездой была Софья Васильевна Каллистратова. Все знали ее именно так, по имени-отчеству. А советскую власть называли для конспирации Софьей Власьевной – некоторые путали. Танин папа входил в софьевасильную когорту, только его подопечные были не на слуху. И потому – казавшийся благополучным, вальяжным, хоть и строгим – он не любил, когда его спрашивали: «А кого вы защищали?» В 70-е это звучало как вопрос артисту: «А кого вы играли?» Если артиста не знают в лицо, ему лучше в дворники.