– Он предложил мне стать продюсером. Я же так и представился, как продюсер. Сказал, что приехал в Штаты, чтоб набраться опыта, и он тут же предложил, представляешь?
– А если б не предложил?
– Разве в дважды два четыре есть «если»? Если догадаться, что четыре состоит из дважды два, – он опять засмеялся.
– Значит, теперь ты телепродюсер.
– Ничуть.
– Как?
– Я быстро понял, что это не мое, но мне важно было, чтоб остальные не понимали этого как можно дольше. У меня была фора – меня взял сам хозяин. И я наконец-то получал зарплату, большую зарплату! Отдал долги, купил дом, чувствовал себя на седьмом небе, у меня появились связи – до этого я не знал здесь ни одного человека. Мне предложили поучаствовать в бизнесе с Россией, я попробовал, получилось, – он сделал паузу, – и до сих пор получается.
– И какой у тебя бизнес?
Илья перешел на свой «инопланетный» полушепот, который я сразу вспомнила: вроде говорит, а не слышно. Но это было длинный перечень, с риэл эстейтом, отелями, ресторанами, акциями и чем-то еще.
– Стихи еще пишешь? – Мы допили пастис, Илья незаметно скосил глаза на часы и показал официанту, чтоб несли счет.
– Сейчас да, пишу. Но никому не показываю. Стихи пишут, чтоб приманить. Любовь или еще что… Великие стихи весь улов забирают себе, а если такие, как у меня, – действует. Я как раз в поисках любви. – Он говорил с той, сугубо ему присущей интонацией, когда не поймешь, всерьез он или шутит.
Илья расплатился золотой картой, быстро поцеловал меня и побежал к Арише. А я поехала домой на метро. По дороге думала: удивительно, магически просто подействовал крах советской империи на всех, кого я знала. Разве можно было предположить, что Илья, артистическая натура, станет деловым человеком? Что они расстанутся с Аришей – их брак казался из тех, что свершаются на небесах. И как же я забыла – он собирался что-то сказать про Федю!
Я не звонила Феде давно, а сам он звонить не мог, дорого. Теперь все это странно звучит: сидеть у телефонного аппарата на привязи, дорогие звонки за границу – не было мобильных, скайпа, телефонных карт, не было самого Интернета! Во Франции, правда, существовало устройство под названием «Минитель», их выдавали бесплатно на почте, был и у меня такой: узнать расписание поездов-самолетов-театров-кино, заказать билет, заказать столик – это был самый первый почти-Интернет. Как и почти все первое – во Франции.
Тем не менее меня грела мысль о том, что скоро, через несколько месяцев, я окажусь в счастливой Москве, выбирающейся из ужаса и нищеты последних лет – теперь там все с детской гордостью говорят, что по городу ездят «ролс-ройсы», открываются кафе и супермаркеты с десятью видами йогуртов, делается евроремонт (эти слова с «евро» страшно резали слух), и обязательно добавляют: «как в цивилизованных странах». Хочу в Москву. Решение принято, завершу парижский цикл и уеду.
Вернувшись домой, на
– Помнишь Илью? Он теперь мой брат.
Оказалось, мама Ильи, которая японка и которую он перевез к себе в Штаты, вышла замуж за папу Феди. Я этого папу как-то видела, он хоть и давно оставил семью, но поддерживал с Федей эфемерную связь. В отношениях главное – регулярность, и если кто-то кому-то как штык звонит раз в месяц, а пару раз в год еще и происходит встреча
– Отец зовет в гости, прислал приглашение, летом полечу.
Федя нигде еще не был, так что открытие Америки, как мне казалось, должно было его окрылить, но вышло иначе.
И вот я в Москве. Федя притаскивает телевизор, они с Ильей обнимаются.
– Ну что, братец, купил билет?
– Лечу во вторник.
– Там увидимся, может, еще и полетим вместе. Вторник для меня – далеко, я не строю планов дальше, чем на завтра. Подписал контракт – улетел. В первый класс билеты всегда есть.
Оба пытаются дать мне инструкции по обращению с Москвой – она же другая, надо правильно сориентироваться…
Федя вытаскивает из моего нового дома моль и жучков, вперемежку с пустыми баночками, коробочками, застиранными пластиковыми пакетами – пудами, а потом я еду к нему в гости и застаю ошеломляющую картину. На полочке, где раньше стоял одинаковый во всех советских домах набор украшений: гжельский чайник, берестяной туесок, хохломской стакан, гусь-хрустальная вазочка и жостовский поднос, – теперь красовались картонные коробочки из «Макдоналдса». Федина жена даже обратила мое внимание на эти трофеи, добытые в многочасовой очереди. Действительно, чего это я так свысока? Меня тут не было, а была бы, не встала бы в эту очередь, которую, в отличие от очередей в советские магазины, не проклинали, а обожествляли. Просто я всегда избегала очередей, потому у меня ничего не было и я ничем не гордилась. Но я понимаю – трофей, у каждого подошла какая-то своя очередь в новую жизнь.