Крокозябры (сборник)

– Какое прикалывается! Это православный канал. Ты просто не в курсе – наш друг Толик давно с ней развелся. Она погибала от героина, вытащил ее тоже известный тебе художник-нацист Леша, но не то что вытащил, а приспособил к нуждам своей партии или как там у них это называется.

Лиля сжалась от ужаса. Ужас заключался не только в том, что Ася выглядела как зомби, с еще большей очевидностью, чем в последнюю их встречу, а в том, что Лиля не знала ни одного человека, которым бы не правили бесы, включая себя, родителей и всех, кого она знала. Коля говорил ей что-то об этом, когда ей было шестнадцать лет. А сам… Убежать – еще не значит, к чему-то прийти. Все мечтали о рае, но он по техническим причинам не состоялся. Ни для кого. Лиля посмотрела в окно.

– Смотри, какая луна!

Боба повернулся всем корпусом, остеохондроз не позволял поворачивать голову, она зафиксировалась раз и навсегда, из-за чего некоторые считали его манерным.

– Вьются тучи, мчатся тучи, невидимкою луна освещает снег летучий, мутно небо, ночь мутна… Бесо мя мучай, короче.

– Бесконечны, безобразны, в мутной месяца игре, закружились бесы разны будто листья в ноябре. Сколько их! Куда их гонят? Что так жалобно поют? Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают?

– Вот папахен-то и помешался, царствие ему небесное, – думая о чем-то своем, вздохнул Боба.

Лиля открыла почту, пришло двадцать новых сообщений, половина – в фейсбук. «Николай Александрович скончался», – написал незнакомый ей человек.

– Коля…

– Что ты бормочешь? – Боба засыпал у телевизора.

– Еду на родину, – выдавила Лиля.

– Еду я на родину… – запел Боба, удаляясь в спальню.

Лиля не спала всю ночь. Вспоминала детство, с сегодняшней дистанции это, конечно, детство. Спросила как-то Колю:

– А почему небо голубое – воздух же бесцветный?

– Голубое – потому что глубокое. Красное – красивое, белое – блестящее, желтое – желчное.

– А черное?

– Черт с чертятами. А еще я слышал, что бывает черная луна и ее зовут Лилит. Вот когда увидишь черную луну…

– Коля, ну что ты все выдумываешь!

Сейчас Лиля уж знала, как и все, любимую астрологами Черную луну, но ведь самая настоящая, белая, иногда желтая, иногда голубая луна стояла сегодня в окне будто в черной накидке.

Утром Родина вышла из дома, и больше ее никто не видел. В Омутищах она не появлялась. Говорили, что у нее было столько врагов, что могли убить из мести, хотя эта версия совершенно неубедительна, поскольку к моменту своего исчезновения Родина уже, по ее выражению, не «коллекционировала деньги», а их – «компенсации за все пережитое» – у нее было достаточно, чтоб прошвырнуться то в Лондон, то в Египет, то в Ниццу, то в Вену. Боба был домоседом, говорил, что боится оставить квартиру без присмотра – обчистят, и летал вместе с ней лишь изредка. У Лили была мечта купить дом на берегу моря, но она еще не выбрала место. Соколова, одновременно с ней работавшая в лопнувшем банке, утверждала, что у Родиной было несколько паспортов на разные имена. Кто-то сказал, что видел ее в «Домодедово». А кто-то – в «Шереметьево». Да где только не видели женщину типа травести, с круглым, как луна, бледным лицом! Говорили, что она могла полететь в Ливию и пропасть в тамошней мясорубке. Или в Японию – и стать жертвой цунами. Ну мало ли – может, ей понадобилось уехать срочно и далеко, чтоб забыться. Некоторые были уверены, что ее похитили инопланетяне. Выясняли, не принадлежала ли она тайно к каким-нибудь экстремистским организациям. Говорили еще, что она демон – имя-то какое! – и потому оборотень. Версий могло быть еще больше, но они ничему не помогали. Родина исчезла. Просто исчезла, и все.

Март 2011

Запас прочности

Роман

Памяти моей бабушки, Валентины Адриановны Смирновой

Глава первая

Смерть

24 августа 1965 года умерла моя бабушка. Она умерла в больнице, в четыре часа утра. В этот момент я проснулась, меня разбудила ее смерть; наверное, мое бодрствование лучше, чем сон, сопровождало и бабушку в мир иной, а я, конечно, должна была быть рядом. Не физически, а – пытаюсь подставить слова: душой, духом, астральным телом, эфирным телом, чувством – все это неправильные слова. Но я по сей день помню, как проснулась от того, что бабушки больше нет. Мне было почти одиннадцать лет, я была существом незамусоренным, подобным высокочувствительному прибору. Возможно, это был последний день, когда я была таким существом. Со следующих дней я вступила в общую жизнь, на меня обрушились лавины страстей окружавших меня взрослых, на меня возложили обязанности и ответственности, я вовлеклась. Стала генерировать энергию противостояния. Но это было потом. 24 августа я приняла уход из жизни моей бабушки как должное.