Крокозябры (сборник)

Ее роман с Петей был первой ошибкой. Главной. А может, не главной. Она не была в него влюблена, просто совсем нисколько, но перед ней открывались такие головокружительные перспективы, что она решила, будто без того, чтоб стать его «герл-френд», в бизнес не войти. Нет, еще другое: он был от нее без ума, а ей это льстило. Почему, думала она сейчас, хочется, чтоб кто-то расстался с рассудком ради тебя, отчего есть такая потребность – вытягивать невидимым шприцем из людей разум? Как из папахена – родина. Или другое – он называл ее Лили Марлен, а никого их тех, кто так ее называл, не осталось. Умерли, уехали, исчезли из поля зрения. Боба называл ее Стальевна – «Стальна». Боба – единственный, кто остался с ней, вокруг белела пустыня. Теперь она любила его по-настоящему. Вернее, она всегда любила его по-настоящему, но не знала об этом, как-то это было не принято, что ли. И с Бобой-то какая вышла история, из-за того же Пети. Она сошлась с Петей, а он – с Соколовой. Это был удар под дых. Уж с кем с кем, но с Соколовой, ее давней врагиней! Ну она секретарша, да, а Лиля – любовница хозяина… К чему это? Лиля опять споткнулась в попытке анализа. Что было дальше – ужас-то наступил не сразу… Она продала свою – теперь свою, законную – квартиру, чтоб войти в долю, стала партнером и вице-президентом банка. Ей казалось, что она стоит на самой высокой вершине мира. Джомолунгма «божественная мать жизни» в переводе. И Лиля, первая женщина в мире, Лилит. У библейской Лилит тоже не было детей, думала Лиля, ее даже изображали тем самым змеем-искусителем, но все ж наоборот. В Лилиной, по крайней мере, жизни. Это ее искушают, над ней властвуют, ее держат в рабстве. А она бежит, вырывается, урывает, отрывает себе по кусочку. Это Россия, или папахенская «родина», – бес, а не она, Лилит Стальевна Родина. И уже думала пойти и поменять себе в паспорте имя, паспорт же все равно менять на новый, российский, записаться Лилией Сергеевной, например. Думала… а тут Коля. Искал ее по всей Москве – нашел наконец через Орлову и все ту же Соколову. Сказал, что родители погибли в огне. Дом сгнил, ремонтировать было некому, короткое замыкание, ночью вспыхнул пожар, газом обогревались, и вот. А Лиля-то про родителей совсем забыла, даже телефона своего нового не дала, не до них было, а когда узнала, уже поздно, уже никогда она до них не доедет. Коля похоронил. Ее нашел спустя несколько месяцев. Но Лиля и на могилку взглянуть не поехала, потому что у нее тоже начался пожар. Петю убили. Банк остался в ее ведении. Она мало что смыслила в этих делах, всем занимался Петя, ее должность была, скорее, декоративная, просто чтоб стояла на Джомолунгме и радовалась жизни. Так она думала, может, так и было, а может, и нет. У банка оказались долги. Но она-то при чем? Она вложила в этот банк свою квартиру, деньги текли сами по себе – скажем, это были проценты с ее доли, но теперь бандиты из всех мест, где они водятся, пришли к ней. Кредиторы, клиенты, инвесторы – все шли к ней, а она была ни при чем. И вот тогда Боба и запер ее в дурку вместе с папахеном. Здесь ее никто не мог достать. Это было бегство – с одной стороны, а с другой – она действительно подвинулась рассудком. «И к нам попал в волненьи жутком с номерочком на ноге» – именно так и было, очнулась она совсем недавно. За окном яркое солнце, пепельные скелеты деревьев, грязный свалявшийся снег, асфальт с лужицами, ледяные корки дотаяли до вензелей – значит, март. Грачи прилетели. А лето – кустодиевские безмятежные чаепития дородных купчих, летние дамы Борисова-Мусатова Виктора Эльпидифоровича, брата по необычному отчеству, – откуда им сейчас взяться? Сейчас «Всюду жизнь» – Ярошенко Николая Александровича. Колин тезка. С Лилиного десятого этажа все такое мелкое…

С Асей они не виделись много лет. В эпоху перемен десять – это очень много. И вообще много. Лиля встретила ее случайно, на выставке ее нынешнего мужа, Толика, модного концептуального художника, а в новой терминологии – «актуальщика». Она его знала и прежде, но тогда он был просто симпатягой. Ася поразила – почерневшее лицо, воспаленные глаза, потрескавшиеся губы, впалые щеки.

– Что с тобой?

Это у нее вырвалось, зря.

– А что? Приветик, Лили Марлен. – Ася растягивала звуки, да что же это с ней? Она странно покачивается, взгляд блуждает, пьяная – непохоже. Обдолбанная?

– Ася, ты… ну как это сказать…