Крокозябры (сборник)

Я приняла решение отказаться от «бесовской» силы. Решение — не более чем направление ума, реальная жизнь текла по своему, уже проторенному руслу. Тем не менее решение это возымело немедленные последствия. Мне приснился сон. Будто еду я на электричке, за окном темно, и вдруг в темноте возникает ярко-синий свет, который двигается вместе с поездом и обращается ко мне. «Ты не веришь в Меня, и напрасно», — говорит свет, и ясно, Кто ко мне обращается. Когда я проснулась, сон оставался отчетливым, эхо его продолжало со мной жить. Потом в руки попала маленькая черная книжица — Новый Завет. Я стала читать, даже не предполагая, что рассказанное в ней столь меня поразит. Все же — атеистическое воспитание. Мама скажет мне вскоре с укором: «Твоя бабушка боролась с Законом Божьим, а ты…» А я нашла в четырех Евангелиях такое созвучие своим ощущениям, мыслям, такие пространства передо мной открылись, что я читала еще и еще, потом достала тетрадь и стала переписывать. Ни за чем, просто потребность возникла — написать своей рукой. Поехали мы с сочинителем корон на Черное море, я лежала на песке, смотрела на звезды, вспоминая евангельскую историю, и плакала — от переполнения чувств. Кое-что в корпусе текстов Нового Завета показалось неправдой, еще кое-что осталось непонятным. Я ограничила его для себя воспоминаниями Матфея, Луки, Марка, Иоанна и видением Иоанна — непонятным, но завораживающим. «Деяния Апостолов» и тексты, связующие учение Иисуса с церквями (Церквами), не вызвали во мне никакого отклика.

Поехала в Питер — на улице подошел незнакомец и подарил старинный бронзовый складень. «Думаю, вам это пригодится», — сказал он мне, и я приняла с благодарностью. Незнакомец был похож на отшельника, сегодня сказали бы — на бомжа. Но сегодня и Библия есть в доме у каждого, хотя немногие поклонники православного культа ее читали или запомнили. По крайней мере ссылки на Евангелие, которые вспоминают к случаю, не имеют ничего общего с текстом. Тогда я знала его наизусть, и мне не терпелось поближе познакомиться с Высшими Силами.

Прошло года три — я сдружилась с девушкой, армянкой, и она подарила мне крестик, григорианский, из Армении, я стала его носить. Серебряный, довольно большой, с распятием. Сама покупать крестик я бы не стала, но раз подарили — надела. Крестик я восприняла как подарок Высших Сил, переданный через чьи-то руки. Почему я так абстрактно выражаюсь — Высшие Силы? Потому что ничего доподлинно о них не знаю, и если Они считают, что достаточно чувствовать Их присутствие и разве что верить на слово — Моисею и прочим авторам Священного Писания, — то я так и поступаю. Чувствую и верю. Только верю уж всем космогониям и теологиям мира. Спасибо богу Ра (а уж столько египетских сюжетов перекочевали в евангельский — современный теолог и священник Логари Пужол даже отрекся от христианства из-за этого), спасибо Зевсу и Будде. Главное, что наказывала бабушка моей маме, — чтоб я получила хорошее образование. Мама почти насильно заставила меня сдавать экзамены на филфак МГУ. И действительно, образование помогает — не столько узнать истину, сколько меньше заблуждаться. Я не могу очутиться в одном измерении с Высшими Силами, потому они и Высшие, но различаю при этом свою принадлежность к отсеку, называемому европейской цивилизацией, которым заведует, в нашей терминологии, Иисус Христос.

С этим постепенно вызревшим знанием и со своим крестиком, который стал привычной частью тела, я и приехала в Париж. Странно получилось: я побывала уже во многих странах, полгода провела в США и полтора года как жила в Мюнхене, а в Париж почему-то не звали. Несмотря на детство и юность, посвященные французскому языку и литературе, несмотря на наличие скромных публикаций во Франции. Видимо, не созрело. В Мюнхене я работала на радио «Свобода», продолжая начатую еще в Москве борьбу с коммунизмом, казавшимся мне тогда единственным российским злом. И США, в качестве антиСССР, готовы были греть меня на своей широкой груди. Бывшие «сосиски сраные» тоже радовались нашей общей победе. В Будапеште я даже фильм документальный сподобилась сделать: «Вокруг Кремля», про перестройку, от первой эйфории до похорон Сахарова, когда, кроме голода, гражданских войн по советской периферии и угрозы военного переворота, висевшей в воздухе, ничего не осталось. Фильм я делала из съемок стрингеров, которые снабдили меня в Венгрию своими видеокассетами; теперь бесплатно никто бы ничего не дал, а тогда было общее дело — светлое будущее.