Кроличья нора (СИ)

Зато коснулся ниже. Марк дернулся, когда теплая ладонь обхватила мошонку, через легкое прикосновение послав импульс удовольствия прямо в мозг. До этого он был не слишком возбужден, но через секунду уже изнывал от желания. Но и от страха тоже. Он помнил слова Эски о том, что тот никогда не коснется его ради удовольствия. И до сих пор все его касания несли только боль — пусть сладкую, пусть желанную, но боль. И Марк, как любой мужчина, невольно сжимался при мысли об опасной близости беспощадной руки к самому дорогому.

Но Эска, кажется, не собирался делать ничего плохого. Он сжал мошонку крепче, перекатывая яички в руке. Нажал на неизвестную Марку точку — и тот неожиданно для себя застонал от наслаждения. Стон получился скорее жалобным, чем полным удовольствия. Но Эска принял его за одобрение и другой рукой обхватил член.

Марк не мог сосредоточиться, мысли разбегались. Стыд, неловкость — все это позабылось. Он тонул в ощущениях и задыхался от желания. Эска дрочил ему резко, механично. Это было слишком хорошо, ощущения захлестывали с головой. Марк даже не успел толком что-то почувствовать, осмыслить, как все закончилось. Быстрое возбуждение окончилось скоропалительным оргазмом, который внезапно накрыл его и оставил обессилено лежать на диване, с трудом ловя ртом воздух.

Эска отпустил его тут же, отошел. Марк повернул голову, следя за ним взглядом. Доминант, такой спокойный, словно и не дрочил только что своему клиенту, вытирал руки салфеткой.

Несколько секунд Марк смотрел только на его лицо, потом не выдержал искушения и опустил взгляд ниже. Тут его поджидало страшное разочарование: несмотря на отличное настроение и случившийся почти-секс, никакого возбуждения Эска не испытывал. Брюки облегали стройные ноги, не скрывая ничего. И Марк, несмотря на только что испытанный оргазм, почувствовал, как снова накатывает возбуждение. Того, что случилось, было слишком мало, чтобы удовлетворить. Не секс, не ласки. Дойка. Пришедшее на ум слово было до того неприятным, что Марк отвернулся, чтобы не показать исказившее его лицо отвращение.

Эска освободил его и помог подняться, придерживая за локоть. Уставшие от долгого неудобного положения ноги затекли. Марк осторожно переступил, чувствуя, как кровь снова начинает бежать по венам.

Взгляд зацепился за белесое пятно на полу, и Марк поспешил отвести глаза.

— Можно салфетку?

Пока он вытирался, Эска, сидя за столом, внимательно наблюдал. Когда Марк закончил, ему указали взглядом на стул по другую сторону.

— Ты недоволен? — прямо спросил Эска. — Я думал, тебе будет приятно.

— Это и было… приятно.

— Ты смущен? Не стоит. Ты не первый.

— Я думал, ты с мужчинами не работаешь.

— Сейчас не работаю.

Эска обошел стол, взял его за подбородок, разглядывая давнишний синяк на скуле.

Марк продолжил расспросы:

— Почему? Не интересуешься мужчинами?

— Не интересуюсь женщинами. Нет интереса — проще работать.

Марк постарался не показать, как его заинтересовали слова Эски. Но он постарался отогнать посторонние мысли. Внезапный приступ откровенности был подарком, который не хотелось упускать, несмотря на то, что он снова плавился — от прикосновений Эски и его слов.

— Зато тебя обожают все «нижние» города.

— Ужасное слово — «нижние». Не люблю, когда вешают ярлыки.

— А кто же мы?

— Клиенты. И я не единственный ваш любимец.

— Разве есть другие клубы?

По острому взгляду Эски Марк понял, что выдал себя слишком живым интересом.

— Есть, — коротко ответил Эска. — Одевайся. Все на сегодня.

Его хорошее настроение улетучилось. Марк понял, что сегодня больше ловить нечего. Он быстро оделся; взгляд снова зацепился за пятно спермы на полу, и Марк поспешил отвернуться.

Эска проводил его до входной двери и запер за ним дверь. Марк оглянулся, уже на улице, с невольной надеждой на что-то: прощальный взгляд, напутствие. Но Эска молча прикрыл тяжелую створку, отрезая от улицы полупустую комнату с рассеянным светом.

Марк постоял еще несколько секунд, испытывая разочарование и сознавая, что не имеет на него право. Произошедшее не сделало их ближе и не говорило об особом отношении. В конце концов, у Эски были и другие мужчины. Те, что кончали от ударов.

У этой мысли был горький привкус. Марк крутил ее в голове всю дорогу до дома. Никак не смог от нее избавиться, и даже сквозь беспокойный утренний сон мысль тревожила, словно песчинка, попавшая в ракушку моллюска.

***

Случившееся той ночью окончательно подтвердило то, о чем Марк размышлял давно: его смущает положение одного из клиентов. Думать, что Эска занимается с кем-то тем же, чем с ним, было не слишком приятно. Словно делиться собственным отцом, подумал как-то Марк. И тут же отмел кощунственное сравнение. Но и назвать Эску любовником он не мог из-за того, что их отношения оставались вертикальными, иерархическими, не на равных.

Он старался гнать мысли о ревности. Ревность предполагает, что человек принадлежит тебе хоть немного или хочет принадлежать. Ревность — это личное чувство. А ничего личного между ним и Эской не было.