Кролиководство

Прежде чем взглянуть на часы, Альби ставит кружки с кофе на кофейный столик, на самом деле не являющийся таковым. Это сундук со старого парохода, служащий кофейным столиком.

— Десять часов девять минут, — отвечает Альби и отодвигает в дальний конец сундука пепельницу, заполненную фильтрами с пятнами смолы, пеплом и сломанной наполовину сигаретой. Та кружка, которую Альби поставил ближе к Банни, является сувениром с острова Сент-Томас, изготовленным из белой промышленной керамики и украшенным синей яхтой. На случай, если Банни сразу же решит потянуться за кружкой (чего она делать вовсе не собирается), Альби говорит:

— Осторожно, кофе горячий.

Вместо того чтобы снова присесть на краешек дивана, Альби садится по другую сторону кофейного столика, на один из двух разномастных стульев, поставленных в расчете на непринужденную беседу; впрочем, на непринужденную беседу Альби совершенно не надеется. Слева от него на стене висит в профессионально выполненной раме черно-белая фотография детей в балетных костюмах, причем очень хорошая. Банни приобрела ее в том же секонд-хенде, что и парочку произведений «живописи по номерам»; на них изображены лебеди на озере, и располагаются они в вертикальных рамках рядом с этой черно-белой фотографией. Кроме них, на стене висят две картины, на обеих — вихри ярких красок на тисненой поверхности. Их купили давным-давно в небольшой галерее, так как художник — их друг; иными словами, эти картины, хоть им и не нравятся, отвращения у них также не вызывают. Еще у них имеется какой-то безумный коллаж: нарисованный мелками цыпленок на рваном листе старой газеты, кусочки ткани и шпагат для перьев; коллаж висит в ее кабинете. Кабинет находится в одной из спален их расположенной на четвертом этаже трехкомнатной квартиры. Стены в гостиной от пола до потолка увешаны книжными полками. За оккупированным Альби стулом — три окна. Белые тюлевые занавески давно утратили белизну. Супруги так и не купили ничего типа спального гарнитура или обеденного стола с одинаковыми стульями. Вся их мебель и предметы домашнего обихода, вроде тарелок и столовых приборов, приобретались постепенно, на блошиных рынках, в лавках старьевщиков и в антикварных магазинах экономкласса. Если не считаться с тем фактом, что Банни и Альби живут в находящейся в их полной собственности кооперативной квартире (ипотека ими давным-давно выплачена), можно сказать, что их жилище свидетельствует о недостатке зрелости, ярко проявляющемся в их образе жизни. Банни сорок три, Альби сорок пять, однако мало что указывает на то, что здесь проживают взрослые, а не студенты-старшекурсники. У них нет ни автомобиля, ни дачи, ни детей. Эти самоограничения, если их можно так назвать, введены по собственному желанию, а не из экономии. И что же они делают со своими деньгами? Оплачивают счета, ежемесячно жертвуют на благотворительность и, чего уж там, довольно много тратят на всякую ерунду.

Банни, хотя и не совершает никаких телодвижений в направлении украшенной синей яхтой кофейной кружки, пристально смотрит на нее с подозрением, даже враждебностью, как будто говоря: «Что она делает на нашем кофейном столике?» Ни Банни, ни Альби ни вместе, ни порознь не бывали на острове Сент-Томас. Дело в том, что у Банни — нелюбовь, причем сильная, к песку, а Альби предпочитает вообще никуда не ехать, если это подразумевает ночевку или полет на самолете. В свои поездки, например по работе, с выступлениями перед читателями, для участия в обсуждениях, да просто для удовольствия, поскольку она любит путешествовать по миру, Банни обычно отправлялась либо со Стеллой, либо одна. Альби всегда поощрял жену к поездкам, потому что ему хочется, чтобы она делала то, что хочется ей, и еще потому, что сам он вовсе не против побыть один. А теперь Банни спрашивает про эту кружку, откуда, мол, она взялась.

В очередной попытке (разумеется, напрасной) ее развеселить Альби отвечает: «С острова Сент-Томас». Как будто у нее еще есть место для веселья (судя по всему — нет). По крайней мере, его не видно.

— Я имела в виду у нас. Где она стояла?

— Не знаю, — говорит Альби. — Была в застекленном шкафчике.

— В каком шкафчике?

— В том, где все остальные кофейные кружки.

— А она у нас давно?

— Не знаю. — Альби хороший человек, но он не святой. Раздражается, как любой другой на его месте. — Это всего лишь кружка. Какая разница?