Следы чужаков мы искали недолго. На поиски Утаре со мной отправились все мужчины нашего племенного союза. Туро и тот увязался. Всего нас было двенадцать, по меркам того мира – большой отряд! Сырые дорожки-бороздки на рыжей подстилке из дубовых листьев, будто кто-то шёл шаркающей походкой, ещё были отчётливо видны. Будь я один, наверняка обнаружил бы следы раньше и, наверное, смог бы представить, что происходило в лесу вчера, но то будь я один… Норх и Брех из племени Лосей обнаружили тропу чужаков и громкими криками известили об этом остальных преследователей. Собравшись вместе, мы побежали вдоль разворошенной листвы, не заботясь о скрытности. Наверняка пришельцы успели уйти далеко.
Когда над лесом закружили сырые сумерки, мы обнаружили холодное кострище. Я закричал, чтобы все оставались там, где стояли, и, убедившись, что соплеменники меня поняли, сам стал кружить по округе, вглядываясь в землю. Вскоре на опавшей листве у дуба-великана чуть в стороне от углей увидел кровь. Она успела высохнуть, потемнеть, но всё равно мне стало ясно, что лежавший здесь человек – не жилец. Можно сказать, он истекал кровью, пока его соплеменники грелись у костра. А рядом листва тоже была примята, почти так же, как и окровавленная. Здесь тоже кто-то лежал… Я продолжил преследование.
Сумерки сгущались, и я знал, что очень скоро лес погрузится в зловещую черноту. Мои соплеменники уже разбрелись по округе, собирая валежник, Той колдовал над кострами, пытаясь развести огонь.
Пока перекусывали вяленой рыбкой и твёрдыми лепёшками, я поделился с соплеменниками своими догадками. Что, мол, один из чужаков истекает кровью, а Утаре, наверное, с ними. Объяснил, почему так думаю. Соплеменники молчали, работая челюстями, а потом и вовсе вповалку завалились у костров спать. Тогда мне пришла в голову мысль, что раз чужакам для ночёвки хватило одного костра, то их меньше, чем нас.
Мне не спалось. Я ушёл в лес, в темноту настолько густую, что казалось, по ней можно плыть, разводя руками, как по реке. И не было над головой неба, потому что сквозь темень ни звёзды, ни луна не могли проклюнуться. Обычно в такую ночь хорошо спится, только не мне и не тогда…
Прислонившись спиной к дереву, не обращая внимания на сырость, я сидел, вглядываясь в темноту, и незаметно для самого себя погрузился в сон. Спал без сновидений, пока влажный шершавый язык не прошёлся по моей щеке и подбородку. Пальма поскуливала и всё норовила забраться на колени. Я провёл ладонями по её боку – шерсть волчицы была спутанной и тяжёлой, в корках из грязи и, как я догадывался, засохшей крови. Уже у костра я смог рассмотреть десятки колотых и резаных ран на её морде, спине и боках. Хвала Всевышнему, чужаки смогли испортить волчице только шкуру. Я улёгся у одного из костров, Пальма устроилась рядом и быстро уснула, разомлев от тепла и моих поглаживаний. Сам я спал плохо, мёрзла спина, а я старался не шевелиться, чтобы не потревожить волчицу.
Серое мрачное утро не сулило облегчения. Холод пробирал до костей, не спасал даже тёплый плащ. Я растолкал Тоя и Люта, они стали будить остальных. Собрались быстро. Затушив костры мочой, мокрыми листьями и ногами, мы отправились по едва заметным следам.
Нам не везло, погода портилась на глазах. Сгущалась темнота. Пошёл мокрый снег, который быстро запорошил наши плащи и следы на земле. Злобный ветер тем временем становился всё сильнее, крупные хлопья снега били в лицо. Мне захотелось завыть по-волчьи от отчаяния и безысходности. В этот момент я почувствовал на своём плече руку. Брех подтягивал меня к себе и кричал:
– Мы нашли следы!
Наверное, раненый чужак не смог идти сам, и его товарищи срубили несколько деревьев, чтобы сделать волокуши. От пеньков осинок тянулся едва заметный след. Воодушевившись увиденным, мы побежали вдоль запорошенной снегом тропы. Вскоре и ветер почти совсем успокоился, и рассвет вдруг стал ясным и чистым. Лишь бледно-розовый туман потянулся с низин, время от времени пряча след чужаков у наших ног.
Тропинка, которая вела нас по лесу, вдруг исчезла в густых зарослях подлеска. Солнце уже садилось за деревья, когда мы наконец выбрались из колючего кустарника и увидели бескрайние серые воды озера и чуть левее, за молодым ельником, дым от костра. Я ласково погладил рычащую волчицу. На её лапе и груди до сих пор кровоточили глубокие царапины, но, похоже, Пальму они не беспокоили. Волчица тоже хотела отомстить чужакам. Как и я…
Сбросив на землю плащ и сумку с припасами, я вытащил из-за пояса из ножен кинжал и топорик. Той развернул шкуру и достал свой макуахутл, мужчины, Рыбы и Лоси, натянули на луки тетиву, а горцы ожидали, опираясь на копья с кремнёвыми наконечниками. Лют щёлкнул тетивой, проверяя натяжение, и, не сговариваясь, словно по сигналу, все мы пошли к ельнику.