Кроме политики

— Спасибо тебе. Денег немного, но при экономии хватит. Только получу разрешение от директора. До учебного года время ещё есть.

Господин директор безо всяких препон отпустил в Петроград воспрянувшего духом подчинённого. Для поездки много вещей не требовалось. Тимофей поправил усики и пробор, но с сожалением отложил в сторону тросточку. Модный жилет никто не увидит, а одеколонов в жилище Тимофея не водилось. За этой роскошью обращайтесь к директору.

Перед мысленным взором плёнка вновь сдвинулась на один кадр. Тимофей резво вспомнил, с чего начались мытарства. Четыре года назад среди осенних листьев недавний студент и будущий учитель встретил очаровательную высокую гимназистку с тёмно-рыжей косой до колен. Юная нимфа с улыбкой сверкнула синими искрами из-под длинных ресниц. Да и подмигнула, чертовка.

Скоро изношенные туфли ступят в сторону вокзала. Каждый миг незримо приближал злосчастного кавалера к новой жизни.

Под окном доходного дома раздался свист. Тимофей почитал выше своего достоинства слушать звуки от апашей, но недостойный сигнал повторился. Свист исходил не от уличных мальчишек, а от самого латиниста Зубова. Его вид выражал тревогу.

— У вас есть свободное время? Спускайтесь скорее, Тимофей Иванович, бежимте на Бутырскую Заставу. Пока вы уезжаете, Софи вам изменяет. С господином директором.

С лица Тимофея схлынул румянец. Не оттого ли на столе в директорском кабинете лежала одна из множества красавицыных фотографий?

Поспешно заперев дверь, адресат известия молниеносно слетел на мостовую.

— Когда она успела? Точно знаю, ей мешает корсет.

— Перехитрила она вас. Корсет не настолько тугой, как кажется. Софи регулярно крутит обруч, отсюда половина талии.

Учители мчались едва ли не быстрее извозчиков, по мере приближения огибая экипажи и прохожих. Всё французские слова мигом улетучились из встревоженной головы.

— Обруч? Никогда не слышал.

— Я тоже. Отец приват-доцента, Иннокентий Фатеев его звали, изучал первобытные народы. А им принадлежит идея крутить обруч на талии. Софи смахнула пыль с дедовских трудов, впечатлилась, и вуаля. Виноват наш Премьер-министр. Он скоро колонизирует бывшие испанские земли, которые не стали американскими, вроде Кубы и всего остального, а также Сандвичевы острова. Аборигены живут и там и ещё во многих местах, у всех дикарские обычаи. Девица заинтересовалась, вспомнила дедовские труды, увидела обруч, а отсюда фокус с талией.

— Хитрая какая. Сам вижу, она далеко не институтка.

— Я вам больше скажу. Ваша мадемуазель рифмуется с институткой. Я бы даже назвал её демимонденкой. Тем не менее, никому не отдаётся. Знали бы вы, сколько рублей благородные заплатили за её фотокарточки. Не изумляйтесь, вокруг нас объективные факты.

На бегу не время было проявлять эмоции.

— Извольте, Зубов, откуда вы знакомы с деликатной темой?

— Я общался с её горничной, которая из экономии ещё и камеристка. Софи держит служанку если не в чёрном теле, то близко к тому. Утешил, и она разговорилась.

Прохожие оборачивались на торопливую пару коллег. До Бутырской заставы оставалось с десяток широких шагов.

— Ох, вспомнил. — Зубов не останавливался ни в движении, ни в диалоге. — Зайцев тоже пришёл. Он из нашей гимназии, сын авиатора.

— Ему-то что понадобилось?

— Ровно то же самое. Софи и его очаровала. Юноше четырнадцать лет, я его понимаю.

Под конец пути Сергеевский едва было не споткнулся. Отдохнул бы от бега, да нет времени.

— Когда я видел в последний раз, директор держал её за руки. — Неугомонный коллега стоял, отворотив взор от Тимофеевой возлюбленной. — Они смотрели друг другу в глаза.

Ноги злосчастного Тимофея ступили на площадь с забытыми трамвайными рельсами.

Четырнадцатилетний гимназист с полудетской робостью стоял вблизи директора, закрыв глаза, но Добровольский для верности положил на них ладонь. Гимназистик извлёк сто рублей, после чего купюра немедленно последовала в директоров карман. Вторая катенька легла в руку Софи и скрылась за корсажем.

Тимофей сдерживал знатную порцию гнева, но не мог сделать ни шага. Директор убрал ладонь с глаз ученика. Тот, кто недавно был отроком, выпрямил спину и глянул снизу вверх на прекрасную Софи.

Слова разговора долетали не столь хорошо, как хотелось бы, но вскоре слышимость улучшилась. Софи присела перед гимназистом и положила руку на его сердце.

— А сердечко-то колотится, мой юный воздыхатель. Руки дрожат, хотят меня обнять. Добровольский рядом с тобой солиднее.

— Вчера вы мне снились всю ночь, клянусь! — выпалил дерзкий юнец. — Наяву тоже жду не дождусь. Из-за вас я подрался с другом, он на вас загляделся, а я ему по портрету бдыщ.

— Ишь какой. А ударишь ли ты зрелого мужчину, директора собственной гимназии?

Гимназист что-то пробормотал. Издалека было видно, как пресиние глаза Софи стали ещё ярче.

Не говоря ни слова, она дёрнула ошалевшего подростка за левое ухо.

— Я тебе расскажу, сколько у меня ухажёров. — Шевеля губами, Софи сосчитала на пальцах и прошипела: — У меня пятеро ухажёров. Все они солидные баре, понимаешь? А малолетки мне не нужны.