Кроме политики

За занавеской я увидел комнатёнку хрущёвского метража. Обстановка у ней слегка спартанская. Посреди скромных апартаментов сиротливо возвышался дубовый стол с открытым ноутбуком, откуда лилась известная песня. Стоящий в углу граммофон нисколько не стеснялся соседской анахроничности. Рядом с компом некое блюдо пряталось под обширной салфеткой. В полуметре от стола размахивал большими гантелями мужчина солидного телосложения. Если добавить точности, солидным было разве что полное лицо с великолепными усами. Между полными кистями рук и широкими ногами располагалось вполне себе среднее туловище. На нём не хватало утолщающего костюма, который во время гимнастики свисал со спинки стула. Ломанов отложил гантели и ловко натянул недостающую одежду.

— Нравится, что я только что слушал? «Главный академик Йоффе/ доказал: коньяк и кофе/ вам заменят спорт и профи/ лактика». Я кофе обычно не пью, кофе пило настоящее Его высокопревосходительство. Одна из нормальных песен у Высоцкого. Большая часть его творчества — оголтелая антисоветчина.

— Я бы не сказал. А почему ты назвал реципиента в среднем роде?

— Не люблю я его, каналью растолстевшего. Сам видишь, что из меня сотворили костюмеры и пластические хирурги. Лицо жиром накачали, усищи отрастил, седину ударом тока сделали, остальное накладное, даже ладони. Хотя бы цвет глаз свой. В моём кабинете, как видишь, нет зеркала, не хочу любоваться. До красавца усача с упаковки «Принглс» я, честно признаться, недотягиваю. Могло быть гораздо хуже, если бы меня поместили в тело самого Дурново. У него бородища огромная и раздвоенная. Было бы как у актёра из «Золотого телёнка»: носить стыдно, а сбрить жалко. Для полноты картины вообразите Глебатина с косоглазием. Что бы со мной сделали при таком раскладе?

Давно не виденный друг готов был протянуть руку, но кое-что его остановило.

— Позволь, Виталик, немного сомнения. Ты ли мне нужен? Не хочу, чтобы ко мне прислали молокососа.

— Да ты что, друг сердечный. Мы давно знакомы.

— Не говори. Но я рассмотрю тебя профессиональным объективным взглядом. Видел «Похороны еды»?

— Видел-видел. По телевизору.

— А Чумака с тазиками для зарядки воды? Вентиляторный завод? «Белые козы»? Лимон в тёмных очках? А как Наполеон сел мимо барабана?

— Всё видел. В натуре.

Друг перегнулся через стол и протянул толстую руку:

— Молодец, уважаю. Наш человек.

Под его ладонями салфетка соскользнула с блюда. Горшок густой ухи с расстегаем в золотистых блёстках. Картофельное пюре, горка устриц и шмат паштета с трюфелями. Дольки тоже золотистого ананаса и мясцо вроде рябчика, перепела или вальдшнепа. Всё достанется Бориске.

— Спасибо Прохору. Дворецкий и шеф-повар в одном лице это тебе не хухры-мухры.

Вкуснота отправилась в Борискин рот. Глядя на меня, один глаз он часто пучил, а другой наоборот. Получался ни дать ни взять моряк Попай без мускулистой руки и без шпината.

Выражение толстого лица напомнило мне загодя задуманный трюк.

— Помнишь, я замечал твои рыбьи глаза? Получай ещё.

Во внутреннем кармане моего сюртука лежала склянка рыбьего жира. С ложкой. Когда они явились на свет божий, глаза друга стали ещё круглее.

— Боря, ты знаешь, что до депутатства я работал на траулере. Два раза в неделю у тебя будет рыбный день.

Друг отложил устрицу. Его губы фыркнули.

— До чего дожил, рыбьим жиром пичкают. Хочешь сделать меня Полосатым слоном из «Колобков»? Или Тигрой из «Винни-Пуха»?

— Звучит забавно. Только у Милна в оригинале не рыбий жир, а корень солодки.

Борис скосил взгляд.

— Откуда знаешь? Виталий Кузьмич, вы шпион?

Хотел было ответить «Знаешь ли…», но умолк. Шпиономании только не хватало.

— Жизнь моя тяжкая. Двадцать один год назад я надеялся на свадьбу с милой Люсей (даром, что она старше), а некий хваткий опер Сидорин Люсю к себе переманил. В том же году, на рубеже веков, я встретил Агнию, женился наконец-то, семью завёл. В Чечне дослужился хотя бы до ефрейтора, и того достаточно. Десять лет назад пошёл в депутаты Госдумы от сами знаете какой партии. Семь лет назад угодил сюда, в прогрессоры. Жизнь моя легче не стала, спасибо толстенному аристократу. А буквально сегодня ты подсаживаешь меня на рыбий жир.

Монолог он произносил, откинувшись на спинку кресла и скосив взгляд в сторону двери. Согласен, здорово ему подобрали бывшего «владельца» тела.

— Вывод ясен, Боря. Стрёмная у тебя жизнь.

Борис подался вперёд, из-за чего стол зашатался.

— Только чтобы жаргонных слов я от тебя больше не слышал. Мы живём в начале прошлого века. Сегодня можешь отдохнуть, завтра придёт Пуришкевич, а послезавтра приступим к культуртрегерству.

— Ясно. Обойдусь без расслабухи. Молчу, молчу.

Без пяти минут мой начальник вновь взял в руку гантель, потягал пару раз. Его поучения не закончились.

— Хорошо помню твой образ шоумена. Когда выходишь на публику, каждый раз на твоей шее яркая бабочка, в горошек или в клетку. Мигнёшь милым дамам — назовут лапочкой, чуть ли не вешаются на шею. Было ведь?

— Как будто я не помню.