Кроме политики

Помимо всякой политики герой моих записок внедрял культуру. Подчинённых распишу ниже, а пока разрешите отступление. С темой текущей истории это связано косвенно, но в глебатинском кабинете побывал не кто-нибудь, а Пуришкевич. Больно рано он прикатил в Питер с целью политической карьеры. Каждый раз, когда его вижу, сразу вспоминается сцена в Госдуме из фильма «Агония». И при каждом визите консервативного политика Боря запирает дверь апартаментов, не давая мне шанса быть очевидцем. Если честно, я встречал Пуришкевича только раз, на второй день службы. А продлилась она недолго.

На рабочем столе Премьера промелькнула книга с именем Победоносцева на обложке. Судя по обмолвке, он изучал статью о сущности западной демократии. Для беседы с Пуришкевичем самое то.

Забегаю вперёд. В саквояже лежал паспорт с пустыми строками, но вначале он пока мне не требовался. В самый первый день (пятница, 30.08(12.09)1902 г., у нас 11 февраля нынешнего, двадцать первого) предстояло воссоединение с другом и думским коллегой, который за долгие годы (с августа 2014) вполне мог меня забыть. В крайнем случае встреча прошла бы по типу того же «Толстого и тонкого».

Дворецкий Прохор Мартынов служил в Париже при подлинном Глебатине (не все сорок лет), но героя записок не разоблачил. Свою должность совмещал с работой шеф-поваром. Понятно, что жили они оба не в том Париже, где крыса готовит рататуй.

Так или иначе, дворецкий поджидал у дверей личного помещения Важной Шишки (под девизом «Способен не на всё, но на многое»). При моём появлении он доложил, что чиновник особых поручений опять таращит глаза. К чему бы это? («Я не шкаф и не музей хранить секреты от князей». Отмечу, что Глебатин скоро станет ни много ни мало светлейшим князем.) Уходя прочь, Прохор состроил удивлённую физиономию. Как будто удивлялся самому наличию В. Н. Андреевского в подчинении у господина. Раз жил в Париже, значит, сам всё видел. Во всяком случае, по официальной версии.

Полуминутой раньше дворецкий сообщал, что действительный тайный советник слушают некую музыку. Здесь будет не лишним рассказать вам, как в дни нашей дружбы Ломанов вспоминал молодость. В конце лихих девяностых он только-только окончил школу. Своему былому хобби будущий депутат посвятил песню.

Когда пространство перед дверями опустело, я вошёл в апартаменты (с английским замком), на всякий случай прикрытые занавеской самого до пола. За границей между общим и приватным кое-что находилось, без вопросов. Знакомый хриплый голос пел не менее знакомые строки:

Вдох глубокий, руки шире,
Не спешите, три-четыре.
Бодрость духа, грация и пластика.
Общеукрепляющая,
Утром отрезвляющая,
Если жив пока ещё, гимнастика,
Общеукрепляющая,
Утром ободряющая,
Если жив пока ещё, гимнастика.
Если вы в своей квартире,
Лягте на пол, три-четыре…[7]