Слэш умолк, и Чарли посмотрела через его плечо в дальний конец подвала, где Грег и Сид склонились над чем‐то, чего она не могла видеть. Рядом с ними были аккуратно сложены сплющенные и перевязанные бечевкой коробки из‐под скороварок. Грег был в бинокулярных очках, какие надевал ортодонт Чарли. Сид что‐то делал с мотком проволоки внутри того, что, как теперь поняла Чарли, было одной из скороварок.
Я лучше пойду, – сказала она. – Моя мама здесь. Я просто хотела повидаться.
Да, – сказал Слэш. – Мы тут как бы заняты. А что случилось с твоей головой?
Меня ударило током.
Слэш заулыбался было, но резко замер, отчего его потрескавшаяся губа, криво приподнявшись, обнажила зуб сбоку.
Ты серьезно.
Чарли кивнула.
Сейчас все нормально.
Как ударило током? Что?
Фармацевтический гигант, – сказала Чарли.
Пиздец. Ты в порядке?
Вопрос прозвучал весомее, чем она ожидала. Она на мгновение задумалась.
Я пока не знаю, – ответила она.
Слэш сказал, чтобы она возвращалась, если ей что‐нибудь понадобится, и обнял ее на прощание. Поднявшись наверх, она кивнула Лем и вышла.
Вернувшись в больницу, она обнаружила на парковке мать, которая что‐то орала в телефон. Чарли помахала рукой, как только подошла ближе, и увидела, как беспокойство на ее лице сменилось злостью. Мать ткнула в кнопку отбоя своим нелепым акриловым ногтем и перешла улицу, даже не посмотрев по сторонам.
Чарли, что за фокусы! Где тебя носило? Ты думаешь, что можешь просто исчезнуть куда‐то в центре города?
Чарли понимала, что на самом деле это не вопросы, хотя на мгновение она с наслаждением представила, какой была бы реакция матери, если бы она сказала правду, что была в подвале с кучкой укуренных анархистов и их рецептами бомб.
Да что с тобой не так?
ТЫ со мной не так! – выкрикнула Чарли. – Ты пытаешься убить меня этими, – она указала на свой шрам, – гребаными штуковинами!
Я просто спрашивала, какие у нас варианты.
У тебя – никаких.
Имей хоть немного уважения, Чарли, господи.
Никаких операций. Я буду…
Чарли умолкла. Недавно на уроке у директрисы она выучила слово, ровно то, которое сейчас было нужно, но понятия не имела, как произнести его вслух. Она достала телефон и набрала:
я буду устраивать тебе обструкцию, пока мне не исполнится 18.
Она поднесла экран к лицу матери, и та замерла, застигнутая врасплох, хотя чем именно – ее неповиновением, печатанием вместо произнесения вслух или тем фактом, что Чарли знала такое сложное слово, – трудно было сказать.
Садись в машину, – сказала мать.
И Чарли села в машину, но ее мысли оставались в городе, возвращались к тому, что она видела. Конечно, приготовления Слэша немного напугали ее, но не вызвали такого отвращения, как та ночь в “Холденс” или даже Новый год. Может, она просто начинала привыкать, а может, наконец‐то дошла до такой степени ярости, что увидела в этом смысл.
Мать отвезла ее обратно к отцу, но на него Чарли злилась не меньше. Если встанет вопрос об операции, он не будет перечить матери – либо он все еще питает к ней романтическую привязанность, либо он совершенно бесхребетный, либо втайне согласен с ней, но что бы это ни было, все это увеличивает вероятность появления еще одной дыры в голове Чарли.
Я хочу вернуться в школу, – сказала она.
Чарли, давай не будем из‐за этого ссориться. Иди сделай уроки и собери свои вещи, а завтра мы поедем рано утром.
Ну ладно, я пойду, – он указал через плечо на свой кабинет, – мне нужно кое‐что закончить.
Она поднялась наверх и запихнула все, что могла, в свой рюкзак, надела шапку, прокралась обратно вниз и вышла, надеясь, что щелчок закрывающейся двери был недостаточно громким, чтобы вывести из транса отца, прилипшего к голубому экрану.