Читаем Кронштадт - Таллин - Ленинград (Война на Балтике в июле 1941 - августе 1942 годов) полностью

Нашему капитану за 45 лет. Высокого роста, широкий в кости, плотный, но нетолстый, лицо добродушное, походка неторопливая, спокойная, уверенная. На этом корабле он второй год. До него был другой капитан, которого команда не любила. Тот плавал на нем с 20-го года. Нашего же команда любит. Он спокойный, справедливый. Ругается, лишь когда кочегары слишком начнут шуровать и из труб валит или "дымозавеса", или огонь. Или же когда матросы долго копаются с выборкой якоря. Нам только смешно, когда он начинает сердиться и ругать своих по-своему. По-русски он говорит свободно. Вообще все пожилые им хорошо владеют. Но некоторые из молодых матросов знали только несколько слов.

Старший механик тоже высокий, толстый, добродушный пожилой человек, вечно курит тоже толстую самокрутку, или сигару, или папиросу. По-русски говорит слабо, но любит поболтать и пошутить с нами. Старпом - резкая противоположность им: маленький, сухонький быстрый старичок, уже седой и не очень говорливый. Больше молчит, слушает да ухмыляется. Вечно снует по кораблю с большой трубкой в зубах. Он успевает повсюду: и на мостике, и на корме; помогает выбирать трос, и якорь поможет выбирать боцману. Однажды якорь-цепью его сильно ударило и поцарапало, за что ему здорово от капитана влетело.

Боцман - старик лет 55-ти, молчаливый, но знающий свое дело. Он был с нами только один рейс и, заболев, остался в Таллине. Вместо него назначили боцманом здорового красивого матроса. Помню только его имя - Владимир. Он тоже был молчалив и усерден, но плохо говорил и понимал по-русски.

Еще из экипажа выделялись кок - девушка Мери, 1922 года рождения, официантка Иоханна, моя ровесница, с 1925 года, буфетчица в кают-компании Ева, полная светловолосая женщина лет 35-ти, плавающая на этом корабле уже лет 10, юнга, а затем помощник кока Николай, на два года старше меня, и еще один юнга, работавший на камбузе. Этот парень плохо понимал по-русски и вообще был слабенький физически, и мы часто над ним шутили за его "русскую" речь. Николай же хорошо говорил по-русски. Был еще один машинист, тоже Николай, хорошо говоривший по-русски, и мы с ним дружили.

Весь день шли нормально, волна балла 3, погода солнечная. С правого борта видны берега Финляндии, похожие на тучи над горизонтом, а с левого низкие берега Эстонии. Примерно в 12 часов прошли Гогланд, оставив его по правому борту далеко севернее. Капитан и наш комендант по очереди спускались отдохнуть часа на 3-4. Вместо капитана на мостике появлялся старпом, а вместо коменданта - старшина Кожин, как самый старший из нас по службе и по званию. Поскольку я часа три поспал под утро на мостике, спать не хотелось, и я до конца перехода не сходил с него. Ведь это теперь мое рабочее место.

На горизонте ни корабля, ни самолета. Ребята рассказывают, что, когда они 30-го июня шли в Кронштадт, над ними, почти над мачтами, пролетел Ю-88, но не сделал ни одного выстрела. Очевидно, пилот видел большой белый крест по диагонали на баке, означающий, что корабль не вооружен.

Мы решили перебраться из нашего слишком жаркого кубрика на правый борт под спардек, где было отгорожено небольшое помещение наподобие сарайчика. Там уже спали несколько матросов из команды. Мы тоже расположились на свежих тесовых досках - так приятнее.

7 июля. Понедельник. Таллин, Купеческая гавань.

В 1 час ночи вошли в Купеческую гавань Таллина и отшвартовались у северной стенки почти напротив длинных портовых складов, вдоль которых проходят железнодорожные рельсы. Стало быть, переход длился 26,5 часов. Что-то медленно мы шли.

Сразу после швартовки по распоряжению капитан-лейтенанта на борту у сходни встал на вахту с винтовкой Кошель. Его обязанности: никого без разрешения капитана, старпома и стармеха на стенку не пускать, а на борт без разрешения нашего коменданта - капитан-лейтенанта Линича. От команды тоже назначался дежурный матрос, который периодически обходил и верхнюю и жилую палубы судна. Он же сообщал нашему вахтенному, когда подходит время будить смену. Тогда вахтенный, попросив дежурного матроса постоять у сходни, бежал с винтовкой в кубрик, будил свою смену и возвращался на пост.

Утром, после завтрака, командование судна ушло каждый по своим делам, и мы были свободны. Я поднялся на мостик и весь день рассматривал все, что нас окружало в порту, и что было видно за пределами порта.

Купеческая гавань находится в южной части обширной Таллинской бухты. Протяженность гавани с северо-востока на юго-запад метров 700-800, а наибольшая ширина метров 400. Выход в бухту из восточной части гавани через северные и южные ворота, между которыми бетонно-каменный мол, который плавной дугой с севера на юг ограждает гавань от Таллинской бухты с восточной стороны. Широкая бетонная стенка с железнодорожными путями разделяет восточную часть гавани на большую северную и меньшую южную части. У южных ворот угадывается еще одна часть гавани, но ее почти не видно за складскими зданиями и кранами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное