На мне в этот раз было не платье, а ансамбль: пышная юбка и жакет, из той же ткани, что и юбка. Для выезда мне пришлось надеть фижмы. Фижмы – две полукупольные формы для каждого бедра отдельно, из пластин китового уса, соединенные тесьмой на талии. Глаша помогла мне надеть фижмы поверх нижней юбки, и сверху надела юбку от ансамбля. С фижмами моя юбка приняла своеобразную форму: широкая по бокам и приплюснутая спереди и сзади.
При ходьбе у меня было странное ощущение чего-то равномерно колышущегося на талии. Как колокольчик, из стороны в сторону.
Фижмы на самом деле были гибкими, как и рассказывалось в Музеях, я проверила это на себе, пытаясь забраться в карету. Мне пришлось с ними повозиться, чтобы понять, как они действуют.
Туфли мне пришлось надеть те, что были, чуть великоваты, но с ноги не падали, и это главное. На волосы, высоко собранные в прическу, Глаша длинной шпилькой прикрепила небольшую шляпку. Шея и декольте были прикрыты косынкой – фишю. На руки я надела короткие перчатки, в тон ансамбля.
Мы ехали по вымощенной дороге, карета шла мягко и довольно быстро. Под равномерное укачивание можно было уснуть, но, отодвинув в сторону бархатную штору с бахромой, я жадно смотрела на улицы нового, для меня, Санкт-Петербурга. Иногда не сразу удавалось понять, где именно мы проезжаем, настолько улицы выглядели по-другому.
Мы проезжали какие-то торговые ряды, где толпились покупатели и продавцы, шумно торгуясь. На лужайках играли дети под присмотром нянь, по аллеям неспешно прогуливались дамы в ярких платьях с кружевными зонтиками, а вдоль дороги бегали босоногие мальчишки в льняных рубахах и штанах.
Когда мы проезжали разномастную толпу, стоящую на площади перед помостом, у которой останавливались некоторые кареты, раздался громкий и мучительный крик. Он неожиданности я вздрогнула. Толпа зевак, заволновавшись, разразилась громкими криками.
– Дмитрий Михайлович, а что происходит на площади? Почему все кричат? – нарушила я молчание.
Дмитрий, повернулся в мою сторону, выглянул в окно, потом снова откинулся назад.
– Порка розгами, скорее всего сбежавшего крепостного порют, – равнодушно ответил он.
– Как порка? – возмущенно вырвалось у меня.
– Обычная порка, вы что, не наказывали своих крестьян? – заинтересованно посмотрел Дмитрий на меня.
– Нет, а тем более розгами. Тетушка и я считали, что физическое наказание неприемлемо, – в запале продолжала я.
– Не думаю, что это правильно, иначе они ничего не усвоят, – решительно сказал Дмитрий, отворачиваясь от окна.
– Так нельзя издеваться над людьми, это бесчеловечно, – запальчиво вскричала я, услышав очередной нечеловеческий от боли крик, – А потом боярыни Морозовы у вас появляются, – вырвалось у меня, и я, отвернувшись, замолчала.
– Какая боярыня Морозова? – удивленно обернувшись, спросил Дмитрий.
– Никакая, простите, я просто расстроилась, – не смотря на него, ответила я.
Дмитрий, пожав плечами, снова отвернулся от меня.
«Боже мой», – в отчаянии подумала я, – «ведь до отмены крепостного права еще больше ста лет. Елизавета Петровна славилась самым спокойным правлением, смертная казнь была отменена. Ну и на этом спасибо. Но, крепостным в ее правление пришлось нелегко. Формально не имея права казнить своих крестьян, помещики нередко запарывали их до смерти».
Теперь мы ехали по набережной реки Фонтанки, под колесами кареты уже была грунтовка, поднялась пыль и я закрыла окно шторой.
9.
Дмитрий вышел из кареты, следом за ним, управляя юбкой с фижмами, уже быстрее, чем при посадке, стала выходить я.
Дмитрий подал мне руку, помогая спускаться по узеньким ступенькам кареты. Его помощь была кстати. Из-за длинного платья я совершенно не видела эти узкие ступени.
Выйдя из кареты, я стала осматриваться. Мы приехали на пустырь, заросший травой и кустарником. Строительство еще не дошло до этого места на набережной.
Я растерялась. Что я хотела здесь найти? Я пыталась понять по месту, где потом построят Усадьбу Державина, где будет стоять Молодежный театр, и где разобьют парк при театре.
– Вот здесь, – Дмитрий прошел чуть вперед, указал тростью на дорогу, – вы и упали мне под колеса.
Я пошла по дороге вперед, дойдя до указанного места, пошла на пустырь. Я, наклонившись, внимательно смотрела под ноги, проходя дальше от дороги вглубь пустыря. Шея у меня заболела, и я машинально схватилась рукой за перевязанное горло.
– Не думаю, что здесь можно хоть что-то найти. Может быть, вернемся, сударыня? – позвал с дороги меня Дмитрий.
– Да-да, сейчас, – громко ответила я, продолжая высматривать брошь в траве.
Дмитрий перешел дорогу, насвистывая веселую мелодию и сбивая тростью траву, пошел к реке.
Поднимая юбку выше, я шла вперед. Трава становилась выше и гуще. Я все больше и больше отчаивалась. Раздосадовано повернув назад, я зацепилась нижней юбкой за сухой куст, раздался треск ткани.
– Еще не хватало чужие вещи испортить, – бормотала я, приподняв верхнюю юбку и пытаясь осторожно отцепить кружево нижней юбки от куста и не порвать ее, да еще растрепавшиеся волосы лезли в лицо, я то и дело, заправляла прядь за ухо.