Кровь

– Отец богат, но даже у него нет таких денег. Те, кто отказались платить, – большие игроки, банкиры игорных домов. Предполагалось, что они заплатят вскладчину, если Джон проиграет, но они не станут этого делать. Тут замешана борьба между Хобом и некоторыми богачами из города: не все они пляшут под дудку Хоба, и на сей раз они не готовы покрыть проигрыш. То, ради чего сражался Джон – ничто в сравнении с тем, что выиграли бы они в случае его победы.

Я принялся расхаживать взад-вперед рядом с кроватью, пытаясь найти выход.

– Ты можешь победить, Лейф, поверь, – продолжала убеждать Квин. – Ты быстрее чемпиона кисточек, и я знаю – ты справишься!

– А как же Джон? Он проиграл, – значит, и я могу проиграть.

– Он был не в лучшей форме. Понимаешь, все дело в клятве: он поклялся не пускать в ход мечи за пределами арены и чувствовал вину из-за того, что нарушил слово. Его победили еще до начала боя, потому что мысленно он уже проиграл. Мы с ним спорили об этом много дней…

– Спорили? То есть ты хотела, чтобы он бился, а он не хотел?

Квин покачала головой:

– Нет, конечно, нет! Наоборот. Я была против того, чтобы он вообще впутывался в это дело. А узнав, как ему тошно из-за нарушенной клятвы, я сделала все, что могла, чтобы уговорить его отменить состязание, но он не слушал. Он никогда не слушает ни единого моего слова, вот почему мы вечно спорим. Но он не заслужил смерти из-за своей ошибки. Никто не заслуживает того, чтобы быть отданным Хобу. Поэтому, Лейф, пожалуйста, помоги ему!

Я нахмурился, но все-таки решился:

– Я буду драться.

Или драться – или наблюдать, как Квин умрет.

Мы миновали северное предместье города и, оставив позади последние дома, начали подниматься по грунтовой дороге, ведущей в лагерь кисточек.

Сквозь прореху в облаках светил полумесяц, и я едва различал в его слабом серебристом свете шпили цитадели Хоба, поднимающиеся над выступом холма. Я оглянулся на крыши Джиндина, на дома, где жили обычные семьи…

А потом впереди показалось печальное, обветшавшее здание с разбитыми окнами, с приоткрытой дверью, висящей под сумасшедшим углом. Некто в одежде с капюшоном шагнул в полосу лунного света, поманил нас, и мы сошли с тропы. Кочки поросли жесткой травой, и я то и дело о них спотыкался. Один раз я ударился пальцем ноги о камень и, зашипев от боли, услышал за спиной смех.

«Значит, их двое, – подумал я, – один впереди, другой сзади».

Двое? Какое там! Я просто обманывал себя. Нет, здесь было логово кисточек, поэтому они кишели повсюду. Вскоре я увидел две или три сотни кисточек в капюшонах – они молча ждали, собравшись в темноте на голом, открытом ветрам склоне холма.

Место для боя находилось на пологом и сухом участке склона, покрытом утрамбованной гаревой крошкой, которая похрустывала под ногами.

Я как раз гадал, не предстоит ли мне драться в темноте, когда справа внезапно вспыхнул факел, а спустя несколько мгновений в руках у кисточек появилась дюжина таких факелов.

Кисточки наблюдали за мной; некоторые из них были в низко опущенных капюшонах, но лица других я видел во всем их безобразии – искаженные злобой черты едва походили на человеческие.

Не все кисточки стояли выпрямившись. Некоторые из них, маленькие, со странными телами, как будто избегавшие света факелов, припали к земле на четвереньках.

Все кисточки расступились при нашем появлении и тут же сомкнулись за нами, так что мы оказались в кольце. В городе ходила поговорка: тот, кто ужинает с кисточками, должен иметь длинную ложку. Что ж, на сей раз последовать этому совету было невозможно.

В центре круга нас поджидал высокий кисточка: лицо его скрывалось в тени капюшона, голос звучал властно и презрительно.

– Этот? – спросил он Квин, мотнув головой в мою сторону.

Квин кивнула и ответила:

– Он был палочным бойцом в Майпосине, но у него нет своих мечей.

– Ты принесла деньги?

Квин протянула холщовый мешочек. Кисточка открыл его, высыпал монеты на ладонь и тщательно пересчитал. Потом кивнул, и вперед вышел его сородич с маленьким кувшином. Квин шагнула ему навстречу, и кисточка, окунув палец в содержимое кувшина, начал втирать в порез на ее плече темную мазь – противоядие от скейпа. Квин резко втянула ртом воздух и сморщилась от боли.

Я схватил ее за руку, и она сжала мою ладонь, на глаза ее навернулись слезы:

– Все в порядке, Лейф. Боль через минуту пройдет.

Высокий кисточка махнул двоим, стоявшим слева от него, и скомандовал:

– Приготовьте их.

С этими словами он ушел, а один из его собратьев подступил ко мне, опустился на колени и, к моему удивлению, начал привязывать к моей лодыжке короткую веревку.

– Это еще что? – спросил я Квин.

– Нас привяжут друг к другу, – ответила та. – Твою правую ногу к моей. Веревка такой длины, чтобы я могла быть у тебя за спиной. Ты мой лак. Я – мишень. Если меня ранят, мы проиграли. Так я и получила порез на плече.

20 По велению инстинкта