Всеми силами избегай падения.
Тот, кто упал, рискует быть раненым или погибнуть.
– Ты ничего об этом не говорила! – возмутился я, глядя на веревку. – Ты не сказала, что придется сражаться вот так!
Я был зол. О чем еще умолчала Квин?
Теперь кисточка привязывал другой конец веревки к ее лодыжке.
– Это моя проблема. Не беспокойся, я буду следовать за тобой шаг в шаг, – сказала Квин.
– Его кто-нибудь будет защищать? – спросил я, кивнув в сторону кисточки.
Квин покачала головой.
– И как же мы победим? – поинтересовался я.
– Сделай так, чтобы он не смог продолжать бой.
В голосе Квин слышалась холодная решимость; она явно пыталась не думать о том, чем все это может кончиться. Похоже, на моем лице она увидела ужас, потому что крепко сжала мою руку и прошипела мне в ухо:
– Дай ему хоть полшанса, – и тебе не поздоровится! Если он тебя одолеет, он рубанет меня… Все проще простого.
– Клинки будут отравлены?
– Его – да. Твои – нет. Но яд действует медленно, и пока об этом не стоит беспокоиться. Кисточки всегда используют яд, чтобы гарантировать, что противники в случае проигрыша не увильнут от оплаты. Если тебя ранят, все равно – победитель ты или проигравший, – ты получишь противоядие, если не нарушишь их условий игры.
На землю положили одеяло и развернули: там оказалась дюжина мечей, все разные. Я не торопился, тщательно взвешивая каждый и проверяя, как лежит в ладони рукоять. Все они были слишком тяжелыми.
– Тебе лучше будет драться мечами Джона, – сказала Квин.
Но когда она попросила их принести, ей ответили «нет».
Что ж, я сделал все, что мог, выбрав два меча полегче. Рукоять самого легкого я стиснул в правой руке – он должен сгодиться.
Мой гнев на Квин внезапно сменился страхом. Я боялся. Это будет ничуть не похоже на палочный бой: меня стреножили веревкой. Мы можем упасть, рухнуть, перепутавшись руками и ногами, и тогда нас изрубят на куски.
Как только я вооружился, толпа кисточек отступила, обозначив границы овальной арены, и наш противник, спустившись по склону, встал напротив меня. Он был очень высоким, голым по пояс, и его тело блестело от жира. Именно этот кисточка недавно отдавал приказы.
Бой начался с катастрофы. Кисточка быстро атаковал, и, хотя Квин обещала следовать за мной шаг в шаг, мы запутались ногами в веревке и упали. Мы барахтались изо всех сил, снова и снова перекатывались по гаревой площадке, а кисточка свирепо махал мечами. Каким-то чудом он нас не достал, и мы вскочили.
Быстрота кисточки меня обескуражила. Мы могли только отчаянно отступать, а он скользил по утрамбованной гаревой крошке как насекомое. Но опаснее всего было его смазанное жиром блестящее тело: оно гнулось в талии так, будто у кисточки были мягкие и гибкие кости или двойные суставы, позволявшие длинным рукам наносить удары под необычным углом.
Нас постепенно оттесняли вниз по холму. Я уже тяжело дышал, у меня саднило в горле, пот катился по лицу, ладони стали влажными и не могли как следует держать мечи. Я сделал пару выпадов, но они получились медлительными и неуклюжими, и кисточка ни разу не прервал своего безжалостного наступления. Он лишь чуть заметно отклонялся назад, ровно настолько, чтобы его не задели острия моих клинков.
Я слышал, как позади нас глумливо кричат и улюлюкают другие кисточки. Я знал, что будет, если нас к ним прижмут, – то же самое случалось и в Майпосине. Тебя хватали в темноте за рукав, пытались сделать подножку или просто могли швырнуть в сторону противника. А здесь сражение шло не на палках, а на мечах…
Теперь я был перепуган насмерть. Сердце бешено колотилось, и какая-то часть меня уже была побеждена. Я боялся за Квин и Джона, зная, что они расплатятся жизнью за мое поражение, – но боялся и за себя тоже.
Я помнил слова Квин: «Сделай так, чтобы он не смог продолжать бой». Именно это кисточка и пытался проделать со мной. Клинки способны убивать, но способны и калечить, и, даже если я выживу, моя жизнь может никогда уже не стать прежней.
Вот тут это и случилось.
Я почему-то приостановился, перестав отступать, сделал глубокий вдох и принялся ждать, вытянув перед собой мечи. Кисточка тоже остановился. Он свирепо глядел мне в глаза, но не двигался.
Молчание поглотило все вокруг, а потом я услышал, как за моей спиной хрустят ноги Квин по гаревой крошке.
Два твердых похрустывающих удара левой ногой, а потом – быстрый и короткий, более легкий удар правой. Она сигналила о базовом маневре с помощью звукового кода, который мы с ней разработали вместе: два шага влево, два шага вправо и возврат по диагонали справа налево.
Квин была так близко, что я чувствовал на своей шее жар ее дыхания. Я послушался, как послушался бы лак, и мы медленно затанцевали по площадке назад: влево, потом вправо, выполняя шаблон «триг». Сигнал к этому приему дал Улум, в котором мы упражнялись вместе, кажется, целую вечность назад.