«Порой это и есть главная вина, – пробурчал Арвинд. – И что нас ждет?»
«Первый вариант – казнь без суда и следствия, – сказал Янус. – Но это маловероятно, расстрелять нас могли под горячую руку, сейчас же прошло достаточно времени. Поэтому нас, скорее всего, выведут отсюда в качестве ссыльных и отправят куда-нибудь на Алгор или Метус, туда, где нужна грубая физическая сила и откуда трудновато выбраться просто так».
«Это невозможно, – сказал эру Венц. – Это не по закону, не по справедливости… Божественная Плоть не может так поступить, даже если мы в какой-то момент стреляли в его сторонников!»
Всем известно, что правитель Империума мудр и чтит правду… он не может быть иным!
«Идите и полежите, декурион, – это гортатор произнес тоном приказа, и глаза его сузились. – Вам во время падения здорово досталось, и боюсь, что вы еще не можете связно мыслить».
Энхо ушел к себе на койку, кипя от гнева.
Нет, их обязательно выпустят отсюда, как только разберутся во всем, а ему позволят связаться с родными… он сообщит отцу, где он и что с ним, и тот непременно поможет сыну, пустит в ход все связи!
Но день шел за днем, а ничего не происходило, и надежды эру Венца таяли.
Он крепился, старался не показывать виду и, единственный в камере, молился трижды в день, как положено, но помогало это мало. Замечал, что соратники о чем-то шепчутся, переговариваются так, чтобы он не слышал, а когда Энхо подходил, замолкают, и это заставляло чувствовать себя изгоем, белой вороной.
Даже Арвинд стал другим, как будто чужим, они почти не общались.
На пятый день эру Венц попробовал добиться разговора с управляющим тюрьмой рекуператором, но конвоиры даже не стали его слушать, а когда младший декурион попытался настаивать, попросту избили его.
Ссадины не зажили до сих пор.
– Еще что-нибудь? – спросил Янус. – Тогда разойтись… все свободны!
Последняя фраза, хоть и уставная, прозвучала насмешкой – что такое свобода в камере, где у тебя нет ничего, кроме неудобной койки, одуряющей скуки и спертого воздуха?
Энхо развернулся и побрел к своему месту.
За спиной грохнул засов, со скрежетом открылась дверь, и грубый голос заявил:
– Эй, эру Венц, на выход!
Энхо развернулся так быстро, что едва не упал – неужели случилось что-то из того, на что он надеялся?
– Иду, – сказал он.
Божественная Плоть проявил милость, их решили выпустить, и начинают с него?.. Или рекуператор собирается побеседовать с узниками, как это положено, и объявить о начале процесса?..
Нет, лучше не гадать.
Дверь камеры захлопнулась за спиной, и его повели по коридору – один конвоир спереди, другой сзади, оба огромные, мощные, странгулоры наготове, как и резиновые флагрумы с металлическими вставками. Громыхнула запирающая лифт решетка, и они поехали вверх, но не на один уровень, а на два, туда, где Энхо ранее не бывал.
Еще один коридор, но намного короче, и маленькая комната, с единственным стулом и матовым экраном на стене.
– Не знаю уж, как это произошло, – сказал один из конвоиров, рыжий и лопоухий, – но тебе дозволили видеосвидание, так что садись, парень, и веди себя хорошо, будь паинькой.
Видеосвидание? Но с кем?
Энхо опустился на привинченный к полу стул, а после того как конвоиры вышли, экран осветился.
Появившийся на нем отец вроде бы выглядел как обычно – густые волосы без следа седины, чопорное худощавое лицо с резкими морщинами, выдающийся нос, наглухо застегнутый френч. Но видно было, что Травиант эру Венц волнуется – взгляд его, обычно прямой, бегал, а руки вертели старинную черную ручку с золотым пером, дар дедушке от одного из давно почивших хозяев Мерцающего трона.
– Папа, – сказал Энхо, – а я уже и не верил…
– Свободный гражданин, – натужным, не своим голосом произнес отец, скривившись точно от боли, – вы не должны больше называть меня так, ибо мы не состоим ни в какой степени родства.
– Что?..
– Обряд выведения из фратрии состоялся вчера, – продолжал Травиант эру Венц, глядя куда-то в сторону, – в присутствии всех старших родичей, и мнение их было единодушным: мятежнику, обратившему оружие против Божественной Плоти, не место среди…
Он осекся, перевел взгляд вниз, но затем нашел силы посмотреть на сына.
– Вот как, папа? – сказал Энхо, ощущая, что в груди разрастается нечто холодное, похожее на ледяную глыбу с множеством острых углов.
– Да, так! – Тон главы рода эру Венц стал вдруг живым, в нем обнаружилась боль. – Когда я узнал, что вы будете в инсуле, позвонил старый знакомый из штаба, я обрадовался, мать думала… а потом все это, я понимаю, что ты всего лишь декурион и не мог поступить иначе, но и я… – Он махнул рукой, сжал ручку так, что та сломалась, острие пера вонзилось в ладонь и потекла кровь.
Ноздри отца раздулись, как всегда в моменты сильного гнева, и Энхо закрыл глаза.
Нет, такое видеть он не в силах…
Некоторое время слышалось лишь тяжелое дыхание, а потом Травиант эру Венц заговорил вновь, трудно, натужно, с усилием, выкатывая каждое слово из глотки, как тяжело нагруженную вагонетку: