Кровь бедняка. Толкование общих мест. Душа Наполеона

Представим теперь, что среди прочих снов ему приснилось, как наместник Христа на Земле возлагает на него корону империи, объявляя его помазанником Божьим; как целая Европа трепещет и содрогается под пятой его пехотинцев, под копытами его несметной кавалерии и как после стольких чудесных побед наступает кошмар бесконечных поражений и немыслимый апокалипсис его возвращения и падения.

И все это — на пороге его души! Тот, кому никогда не случалось просить подаяния, не сможет понять историю Наполеона. Он стоял под окнами собственной души, как нищий, вопрошавший Бесконечность; нищий, вечно страшившийся своего последнего часа, которого он не знал и не мог представить; небывалый и гениальный нищий, моливший Того, кто подал ему жалкую милостыню мировой империи, о неслыханной милости — созерцать в себе самом земной рай собственной славы и умерший на краю земли с пустыми руками и разбитым сердцем, неси на себе груз тысяч смертей!

IV Битва

Тусклая заря занимается над печальными равнинами Польши. Поутру сорок тысяч лошадей откликаются протяжным ржанием на пение боевых рожков. Отовсюду доносятся стоны раненных накануне и в прошлых сражениях, не дающие уснуть всей армии, которой тяжело далась холодная, черная ночь. Этот жалобный вой врывается в чужие воспоминания или сны, напоминая каждому о том, что у него есть душа и через несколько часов она может разлучиться с телом. Что за гигантский рой душ толпится у входа в Вечность!

У многих перед глазами наверняка проходят их близкие, поля, деревни в Бургундии, Перигоре, Нормандии и Бретани. Есть среди них выходцы из Голландии, Германии, даже из Испании, ведь императорская армия вербует себе солдат по всей Европе, кроме России и Англии.

Они воюют уже десять лет, и война эта продлится еще столько же; никто не может предугадать, когда и как она кончится — даже сам император. Уже ропщут самые неутомимые военачальники. Все чувствуют, что Европа настроена против Франции — живой души народов, а людскому стаду свойственно сражаться против собственной души.

Для смиренных солдат душа эта столь явно воплощена в образе Наполеона Бонапарта, что умри он — и наступит конец Франции и всего мира. Есть ли что–нибудь более трагическое, спрашиваю я себя, чем слезы горемычного гренадера, которому довелось увидеть своего императора на берегу Березины в окружении призраков, оставшихся от его старой гвардии? «Право, я и сам не знаю, сон это или явь. Я плачу, потому что видел нашего Императора, шагающего с палкой в руках, — этого величайшего из смертных, которым мы так гордились!»

Но роковой час еще не пробил! Семена унижения пока еще не взошли, и нужно одержать немало побед, чтобы породить поражения.

Вот уже послышались первые раскаты артиллерии, грозный рев пушек. Великая армия еще потягивается и выпрастывает свои мощные конечности, зевая перед смертельной схваткой. Чтобы окончательно её разбудить, ледяной ветер бросает ей в лицо комья снега. И вот уже, дрожащая от холода, она рассыпается по долинам, по склонам холмов, в лесной глуши и на глади замерзших озер.

На шахматной доске Непобедимого расставлены его сильные фигуры: Даву, Ожеро, Ней, не ведающий ни усталости, ни страха, потрошитель батальонов и Ахиллес всех сражений — Мюрат, безупречный Ланн, страшный кирасир Онуль, легендарные генералы Сент–Илер, Фриан, Гуден, Моран и полсотни других. Спорые и надежные, словно ангелы войны, они исполняют последние приказания своего повелителя, и начинается резня.

В эту ночь будет убито по меньшей мере двадцать тысяч и ранено тридцать тысяч, и нельзя терять время, ибо сам Бог даровал человеку седьмой день, призвав заполнить его добрыми и злыми делами, а февральский день здесь, неподалеку от Северного полюса, длится меньше восьми часов.

Нужно было быть свидетелем одной из битв титанов, чтобы осознать, насколько жизнь походит на сон. Вот уже целый дивизион скошен перекрестным огнем. Но некому его спасать да и недосуг. Тридцать эскадронов, словно подгоняемые разъяренными фуриями, топчут его копытами, сметают саблями артиллеристов и пехотинцев, прежде чем самим раствориться в сияющей тьме мертвых. У битвы свои нескончаемые приливы и отливы — вдохи и выдохи сражающихся армий. Позиция, взятая ценой неимоверных усилий, сдана и завоевана вновь, и так много раз! Героическая атака, казалось решающая, остановлена ураганом огня, наполовину поредевшая конница присоединяется к пехоте, и та её защищает как может, хотя ей самой позарез необходима защита. Но груды убитых растут и растут, и души вырываются из гробниц тел — бедные души, пребывавшие во тьме, наконец узнали, за что и за кого они так яростно сражались, и незримо реют в воздухе над императорским холмом вокруг явственно зримого Господина, который отгоняет их рукой, как назойливые мысли…