Будучи автором исторической беллетристики, я люблю путешествовать по тем местам, где разворачиваются события моих романов, если есть такая возможность, но мне также нужны и наиболее достоверные исторические документы, чтобы наполнять текст правдивыми подробностями. Помимо классиков, Плутарха и Кассия Диона[25], я в долгу у Энтони Эверитта[26] за его прекрасную книгу «Август: жизнь первого римского императора». Рекомендую ее всем, кто интересуется этим периодом истории. Также выражаю огромную благодарность Шейле Броутон, которая перевернула небо и землю, чтобы составить для меня список убийц Цезаря.
Есть все основания для того, чтобы написать еще две-три книги о периоде правления Августа Цезаря и людей, ставших императорами после него. Очень много историй пока остаются нерассказанными. Однако эту книгу я всегда хотел посвятить событиям, которые произошли сразу после убийства, и судьбам тех людей, которые убивали Юлия Цезаря на ступенях театра Помпея в мартовские иды 44 года до н. э. Ни один из них не умер своей смертью.
Выражение признательности
Я вновь в огромном долгу перед талантливыми людьми, которые читали и перечитывали эту книгу, яростно спорили и редактировали ее вместе со мной. И прежде всего перед Кэти Эспинер, Тимом Уоллером, Трейси Девин и Викторией Хобс. Спасибо вам огромное.
Фиговое дерево
(рассказ)
Глава 1
Август Цезарь сидел в тени, – в летние месяцы тень была на Капри ценным достоянием. Откинувшись на прекрасные мягкие подушки, он лениво вытянул ноги и ненадолго закрыл глаза – пусть зной, просачиваясь в немощное тело, облегчит старые недуги.
Возведенный им на вершине холма величественный дворец не имел собственного источника, и воду, которой наполняли вырубленные в скалах прохладные хранилища, приходилось доставлять на повозках и ослах. Солнце припекало только ноги, тогда как верхняя половина оставалась под защитой узорчатого покрова старого фигового дерева. Подумав о нем, Август поднял глаза – его радовало это упрямое живое создание, благоденствующее даже на такой каменистой почве. Как и сам дворец, дерево боролось за свое место и даже плодоносило, выживая единственно за счет силы воли. Зеленые еще фиги созревали, наливались соком и сладостью и оставались одним из немногих доступных ему удовольствий. Камни, пыль и солнце не помешали ему построить дом на самой высокой точке острова, откуда открывался вид, равного которому не было в римском мире. Внизу, у него под ногами, расстилалась на милю или даже более сверкающая синяя гладь. Справиться, все ли у него в порядке, вышла из дома жена, и старик вдруг с удивлением отметил перемены, произошедшие в ней – да и в нем тоже – с годами. Такие моменты случались внезапно, выдавая его веру в то, что сам он, по сути, не меняется. Увидев белые волосы Ливии или поймав свое отражение в полированном бронзовом зеркале, он бывал поражен. Ему уже исполнилось семьдесят семь, Ливии – семьдесят один. Вместе они прожили почти полвека, но разум – удивительная вещь. И если видимые свидетельства возраста угнетали его, то память, зачастую тут же, зримо напоминала, как прекрасна и молода была в свое время Ливия. Когда она, остановившись в тени дерева, заслонилась рукой от солнца и посмотрела на него, он почти увидел ту женщину, на которой женился пятьдесят лет назад.
– Чему ты так улыбаешься? – мягко спросила она.
– Вспоминаю, как ты выглядела, когда я увидел тебя в первый раз, – ответил он. – Говорю тебе, до того момента я не знал любви.
Ливия тихонько фыркнула, но взгляд ее остался теплым и нежным.
– Ты и раньше так говорил. Я до сих пор, стоит только вспомнить, краснею. Обратиться к замужней женщине так бесцеремонно, с такими требованиями и предложениями! Ты был такой бесстыдник.
– Им и остался. – Воспоминание порадовало. Он был тогда совсем еще молод: юнец, но какой самоуверенный. Однако ж Ливия так и осталась большой любовью его жизни. – Да, время пролетело. И разве я не доказал тебе свою преданность? Или ты устала от меня и подумываешь завести любовника?
Ливия рассмеялась и убрала за ухо седую прядку. Годами она закрашивала седину, но в семьдесят перестала – пусть растут как знают. Былая красота ушла, как это обычно бывает, но он до сих пор видел юность в ее глазах.
– Может, и заведу. Один молоденький стражник поглядывает на меня с интересом. – Ливия подошла к тому месту, где сидел муж, и опустилась на ложе с осторожностью, противоречившей только что сказанному. Теперь, склонившись над мужем, она будто слилась с укрывавшими его тенями. Он поднял глаза и потянулся к ней. Пальцы коснулись щеки, и оба почувствовали, как дрожит рука.
– Спустишься со мной к кораблю? – спросил Октавиан жену. Она закусила губу. Он знал это выражение как свое собственное. – Что? В чем дело?
– Мне это не нравится, Октавиан, все эти планы. Как и то собрание, которое ты учредил. Они постоянно говорят о твоей смерти, как будто ты уже умер.