Кровь боярина Кучки

- Лихоманка, - определил Род.

- Ни знахаря, ни лекаря, - пожаловалась хозяйка. - Злосчастная страна!

- Ты гречанка? - полюбопытствовал князь Иван.

Женщина не ответила. Вошёл кузнец в копоти и в поту.

- Как она, Евстолия? - дрожа голосом, спросил он и с крутым неудовольствием зыркнул на гостей. - Конь вас ждёт.

- Осмотреть дочку не дозволишь ли? - спросил Род.

- Конь вас ждёт! - закричал кузнец.

- Зря ты так, человече, - начал было князь.

Но хозяином овладел такой внутренний пожар, что оставаться в избе стало невыносимо.

На дворе Род сказал князю:

- Лихоманка заразна. Омой руки, Иван Гюргич.

- Что там, пустяки!.. А до чего ж хороша! Не простолюдинка - королевна! А кузнечиха - неведомых кровей чага. Да кузнец дурень. Ты бы смог исцелить их дочь? - Говоря это, князь оседлал подкованного коня и уже скакал рядом с Родом и Полиеном. - Ты бы, я мыслю, спас Русану, - продолжил он, - Такую диву не спасти грех. А я бы взял её в Суздаль. Да туда же велел бы доставить твою Улиту. Сыграли бы сразу две свадьбы, а? Что молчишь?

- Воин-мечтатель! Ушам не верю, - откликнулся Род.

А все же приятно было слушать такие речи. И не верил он не ушам, а судьбе, у коей редко благие мечты сбываются. А князь тем временем как помешанный рассуждал и вздыхал о больной Русане.

Догнали сторожевой отряд. К ночи въехали в деревянный лесной городишко, даже без окрепных стен, с лёгким тыном поверх переспы.

- Что за город? - спросил Полиен у встречного мужика.

Тот вёз сено на двух берёзах, которые волоком тянул сивый мерин.

- Колтеск, - ответил мужик.

- Последний мой город, - вслух высказал князь Иван непонятные окружающим слова. Почему последний?

Ночью Рода вызвали в большой дом, где остановился Ольгович. Сам бывший северский властитель вышел к нему и велел следовать за собой. Они взошли в повал ушу. Там на волчьих шкурах под шерстяным покрывалом в мокрой рубахе лежал князь Иван. Тройчатый свешник прибавлял духоты.

- Вот… Род… чем одарила меня… красавица, - пролепетал Гюргич.

- Лечец грек Истукарий смотрел его, - сообщил Святослав Ольгович. - Сказал, сыпная болезнь - то ли красуха, то ли краснуха. А снадобья в походе у него нет, готовить не из чего.

- Посветите поближе, - склонился к одру выученик Букала, - А ты, Иван Гюргич, раскрой рот пошире. Говорил тебе: омой руки… - Выпрямившись, юный ведалец произнёс: - Воспаление зева. - И обратился к дрожащему у одра Пол иену: - Объезжай селенья в округе, поищи знахарей, попроси у них жабную траву. Они знают. Её ещё называют клопец.

- Ох, горюшко моё, горе! - взялся за голову Святослав Ольгович.

- Жаба - болезнь заразная, - сказал Род. - Никому сюда не велю входить. Двое попеременно останутся у одра: я и… назначь, государь, кого…

- Себя, себя! - ударил кулаком в грудь кутырь.

Вот уж когда воистину Род ушам не поверил. Ни сам он, ни Полиен отговорить Ольговича не смогли. Так и ушёл почивать сиятельный доброволец, готовясь с утра заменить своего напарника.

- Милый ты мой, - шептал, благодарно глядя на земляка, Иван Гюргич. - Ой, подай, поскорее подай посуду… - Его сызнова рвало. Тошнота сменялась рвотой. Весь он горел и в то же время трясся в ознобе.

- Лихоманка! - подтвердил Род, когда они остались одни. И, весёлостью пытаясь отвлечь болящего, продолжил: - Лихоманка - одна из двенадцати сестёр Иродовых, коих имена трясуха, гнетуха, желтуха, бледнуха, ломуха, знобуха, маяльница, дряница, трясовица, студёнка, врагуша…

- Фу! Все на меня напали враз, - пожаловался Иван.

- Бывает лихоманка-веснянка, бывает подосенница, - рассказывал Род. - У тебя по времени - первая. А разных видов у неё до сорока - навозница, подтынница, веретенница… - Наконец он услышал ровное дыхание больного и смолк…

Утром, покидая повал ушу, на немой вопрос Ольговича Род ответил:

- Тягостно ему, тягостно…

- Говорят, не всякая потягота к лихоманке, иная - к росту, - с надеждой молвил кутырь.

- Какой уж там рост, когда язык и гортань очервленели? - вздохнул юный знахарь.

На третий день на груди больного красным цветом высыпали мелкие точки. Полиен привёз жабную траву. Род принялся варить зелье.

На четвёртый день он, шатаясь, вышел из повалуши. Глаза все ещё продолжали видеть князя Ивана с бледным треугольником на лице.

Во дворе цепкая жилистая рука легла на плечо юноши.

- Легче руку отмыть, чем уехать, не простясь с тобой, боярин, - грустно улыбнулся полководец кыпчаков.

- Как вдруг уехать? Зачем со мною прощаться? - не понял Род.

Алтунопа заговорил по-кыпчакски:

- Ночью нас отыскал гонец из Дикого Поля. Шарукань взята и разграблена неизвестным племенем. Это не славяне, не булгары, даже не аланы с далёких гор. Они пострашнее и тех, и других, и третьих. Попону уведена тьма тысяч. Убит князь Сантуз. Княжну Текусу взяли живой. Надо срочно возвращаться в степь. У нас дома горе.

- А здесь умирает суздальский князь Иван, - тоже перешёл бывший яшник на половецкую речь.

- Будем просить богов переменить гнев на милость, - поднял взор горе старый половец.

С отъездом Алтунопы войско Ольговича ослабело наполовину.