Воздух стал тошнотворно сладким. Овдотьица запричитала в голос. На освобождённой тропе в иглах осыпавшейся хвои лежала ничком Варсунофья.
- Экое несчастье, скажи на милость! - сокрушённо произнёс глазун.
- Это не несчастье, - поправил Род. - Это убийство.
Овдотьица смолкла. Боярский отрок глянул исподлобья.
Юноша объяснил:
- Сосна не сломлена, а подрублена и повалена с умыслом.
- Не верю!
- Тут веры не надобно, - мрачно произнёс Род. - Достаточно глаз. Даже щепу убрать поленились, - Он покопался в сосновой кроне, - Вервие не отвязали, а оборвали, - И поднял конец верёвки.
Глазун отворотил нос:
- Ну и пахнет, однако!
Род срезал и очистил два тонких берёзовых ствола, соединил их ветвями. Всхлипывающая Овдотьица перевернула старуху, попыталась скрестить руки на её груди, что едва удалось. Уложили покойницу на носилки. Петрок взялся спереди. И началось печальное шествие.
Созерцая спину напарника, Род заметил свежую землю на его плечах и рукавах. Откуда на нём земля?
- Более краткий путь тебе ведом? - спросил юноша.
Петрок на мгновение застыл, как бы недослышав, потом пробубнил:
- Не ведом.
Ближе к концу пути Петрок вновь остановился с намерением опустить носилки.
- Обожди немного. Меня мутит.
Он сгинул в чаще. Род с Овдотьицей остались одни.
- Чуяло моё сердце, - истиха вымолвила Овдотьица. - Уходили они старуху.
- Кто… они? - спросил Род, хотя уже знал ответ.
Хотя как дознаются про наш с Варсунофьей лесной разговор?..
Род в тёплый солнечный полдень ощутил озноб.
- А если Степана Ивановича уведомить?
Женщина отмахнулась, ничего не ответила. Возвратился Петрок.
С телом Варсунофьи они внесли в боярские хоромы суету, плач и хлопоты по покойнице. Время клонилось заполдень, была нужда спешить: по обычаю полагалось предать усопшую земле в тот же день до захода солнца.
Улучив время, Род сызнова подступил к Овдотьице: должно же быть боярину ведомо, что причина смерти старухи не несчастье, а преступление. И опять вводница отмахнулась:
- Поверь, боярин нарядит доиск во главе с тем же Петроком. Чего доищешься?
С погребения Род не пошёл на поминки, передал, что ему неможется. В своей одрине растворил оконницу настежь, трупный дух все ещё дурманил его. А свежий воздух вечернего огорода портила гниль палых яблок. Такой богатый урожай плодов, и никто не собирал, будто потеряла в доме былую крепость рука хозяина.
Юноша резко обернулся на звук желанного, хотя и нежданного голоса:
- Здравствуй, братец!
- Уля, не называй меня братцем… Как ты не остереглась ко мне в одрину взойти?
- Ах, что остерегаться? Все виноядничают. Поминки! Вчера пировали за здравие, сегодня - за упокой. - Улита закрыла окно и положила голову на грудь юноши.
- Вчера Андрей Владимирский с тебя глаз не сводил. Сокрушался, что женат, - сказал Род.
Улита ударила его ладошкой по губам.
- Перестань. Этот половчин намедни на Боровицком холме мне всю выть[84]
на княжеском пиру отбил. Вурдалак сущий. Будто глазами из тебя кровь пьёт. Ну его!Род вдыхал запах Улитиных волос.
- А Петрок тоже на поминках? - спросил он, - А Амелфа Тимофеевна?
- Мачеха прежде меня ушла. Глазун вовсе не явился. - Улита отступила к лавке, села, низко опустив голову. - Няньку жалко! Надо ж было так случиться.
- Её убили, - сказал Род. И пожалел о сказанном, поняв, что не ответит на расспросы девушки, которые тут же последуют. Ответить - значит слишком многое открыть Улите, а это может быть для неё опасным.
Конечно, боярышня всполошилась:
- Убили? Как? Кто? За что?
- Откуда мне знать? - отстранился он. - Вижу, подрубали дерево. Не само упало.
Тонкий лучик морщинки возник над Улитиной переносицей и исчез.
- Стечение случаев, - вымолвила она. - Кто-то хотел из нашего леса сосну похитить, да не успел. А Варсунофья под ней прошла…
Род благоразумно промолчал.
- Я ведь к тебе тоже с грустной новостью, - сообщила Улита. - Тётка Лиляны нашла вчера, где живёт твоя нянька. В селе Тайнинском за Яузой. Только дом её заперт. Расспросила соседа. Он видел, как за день до того подкатила к её воротам кареть, приехал неведомый человек и вышла Офимка с ним добровольно и не возвращалась с тех пор… Ой, как ты потемнел лицом, свет мой ясный! - привстав на цыпочках, сжала в нежных ладонях голову Рода боярышня. - Ну утешься ради меня. Будем дальше разузнавать. Найдём концы. Не кмети же её поймал и. Уехала по своей воле. Может, в гости?
«Мой погрех! - мысленно сокрушался Род. - Не явись я, не тронули бы Офиму. На страшное гостевание обрекли её! Каков умысел?» Он тем временем гладил тугие косы утешавшей его Улиты, смотрел поверх её золотой головки и видел постылый сучок напротив его одра на тесовой стене, похожий на человеческий глаз. И вдруг обратил внимание, что глаз тоже смотрит на него, даже веком моргает, и цветом он как кедровый орех.
Это открытие длилось миг. Род, тут же отстранясь от Улиты, бросился к стене… Сучок был на месте.
- Чтой-то ты? - испугалась боярышня.
- Нас наблюдали. Вот через это, - ткнул он в проклятый сучок.