Кровь боярина Кучки

Оба погрузились в раздумье. Долгощельский кузнец - о предстоящей беде, воспитанник Букала - о нынешнем своём волхвовании. Кончики пальцев ещё покалывало, словно он только что отнял их от чела умирающего. До сих пор ясно виделся взгляд карих глаз, через силу открывшихся его повелительной волей. Смерть отошла, будто он оттолкнул её. И тут же почувствовал пустоту, как живой сосуд, мощным движением выплеснувший из себя драгоценную влагу жизни. Впервые он ощутил такое. Вспомнил, как подставлял мальчишеское плечо Букалу по совершении им тайнодейства. Теперь сам, подобно волхву, обессилел, отогнав, но не прогнав смерть. Это вызвало страх: что с ним? вернётся ли сила? Она возвращалась медленно. Отняв руки от чела Несмеяна, он не смог поднять его тела, чтобы уложить на коня. Укладывали другие. До сих пор кружится голова… Припомнилось, как Букал брал, бывало, старческими пальцами то его запястье, то голые плечи, то виски, и внезапно уныние превращалось в веселье, страх оборачивался храбростью, хворь здоровьем. Букал тут же мыл руки и что-то тихо шептал, поминая имя Сварога. Род позабыл об этом. Оттого долго чувствовал тяготу во всем теле. Отныне и он станет мыть руки. А что шептать? Пораздумав, ведалец вспомнил выученные в Кучкове молитвы…

Вторая переспа была с воротами, деревянной стеной, заборолами, городницами. Ветхие, а все-таки укрепления.

- Черниговские ворота! - назвал сведущий Орлай.

- Где тут княжой дворец? - спросил Род.

- На воротах чердаки и гульбища прописаны краскою червленью, - ткнул Орлай пальцем вперёд. - В чердаках и гульбищах семьдесят восемь окошек.

У дворца всадники запрокинули головы.

- Большие затейники возводили эти хоромы, - заметил Род.

- Определю наших у дядьки, прибуду за вами, - пообещал Орлай.

Нечай Вашковец с поводным конём и страшной поклажей остался с Родом.

Долго объясняли стражникам, кого везут, показывали посольников перстень. Бородачи, уразумев, приказали ждать.

Явился вельможа в горлатной шапке[248], важно потрясая сивой радугой усов.

- Я боярин Пук, пестун княжеский. Кто таковы? Откуда? Чьё тело?

Понадобилось сызнова объяснять.

Нечай был отправлен с телом Несмеяна во внутренний двор, а Род проведён в хоромы.

Бояре и гриди[249] сновали по переходам. Пред важным Пуком все расступались. Вот и княжеские покои, устланные топкими, не нашенскими коврами. Сколько тут знати в золотных одеждах!

- Поклонись государю, - приказал Пук.

- А который же из них князь? - растерялся юноша.

Боярин истиха указал на большеголового кутыря[250].

- Вон тот. На нём опашень-мухоярец[251], пуговицы хрустальны с жемчуги.

После приличествующих поклонов и здравствований Род кратко рассказал о себе, потом подал Святославу Ольговичу перстень и объявил:

- Посольник перед смертью успел передать заветные слова, кои мне надлежит произнести перед тобой, князь.

- Государь! - сердито подсказал на ухо юному неуку Пук.

- Мой государь Гюргий Владимирич Суздальский, - обернулся к подсказчику Род.

- Ох, выйдите все, - повелел густым липким голосом Святослав Ольгович.

Все чинно удалились, кроме мясистого бритого молчуна, изучавшего самозваного посольника мелкими глазками.

- Сын боярский Несмеян Лученцов, сражённый половецкой стрелой, перед смертью просил довести до тебя, своего государя, слова его господина боярина Коснятки, - начал своё посольство Род.

- И что мне передаёт Будимир Зарынич? - нетерпеливо осведомился князь Северский, называя боярина по имени, отчеству, объясняя тем самым буквицы на его серебряном перстне.

Род таинственным голосом произнёс заученное:

- «Князь! Думают о тебе, хотят схватить. Когда они за тобой пришлют, то не езди к ним».

- Слышишь ли, воевода? - Святослав Ольгович прищурил и без того узкие глаза.

- Слышу, да не верю, - пробурчал воевода Внезд, и мешки на его щеках задёргались.

- Оба Давыдовича невдавне сызнова целовали крест на согласье со мной, на поможье мне, - веско заговорил Святослав Ольгович. - Думаю, их крестоцелование несовратно.

Тут воевода вплотную подступил к Роду и мягко, проникновенно спросил:

- А не подослан ли ты киевским зыбёжником Изяславом? Сперва в Чернигов, потом сюда?

Кровь бросилась в лицо юноше. Он не нашёл подходящих слов.

- Ишь, рожа красная, хоть онучи суши, - подметил наблюдательный воевода.

Сомнительно взглянул на посольника и князь Святослав Ольгович.

- Государь, посольник из Чернигова!

- Вот настоящий посольник! - осклабился воевода.

- Постереги самозванца, - истиха велел ему князь, а в дверь крикнул: - Пусть войдёт!

Держа перед собой хоругвь черниговских князей с пластаным орлом, посол, припав на одно колено, произнёс здравицу. Князь ответил. Тем временем бояре сызнова вошли. Седобородый дьяк за налоем развернул свиток.

Посол заговорил торжественно, как бы устами одного из черниговских князей Владимира или Изяслава Давыдовичей:

- Ступай прочь из Новгорода-Северского в Путивль, а от брата Игоря отступись!

Тишина воцарилась гробовая. Нарушили её крики всеобщего негодования.