— Рассказывай!
Вопль Фолькманна эхом отразился от стен комнаты. Зрачки Шмельца расширились, и он сглотнул, дернув кадыком. Голос у него звучал хрипло.
— Заседание кабинета министров состоится в здании Рейхстага. Обязанности Долльмана сейчас исполняет Вебер. Он предложит меры для того, чтобы остановить происходящее. Но эта встреча — часть нашего плана.
— Как это возможно?
— После того как Вебер выдвинет свои предложения и их примут, он извинится и под каким-то предлогом выйдет из комнаты. Пойдет в свой кабинет.
Шмельц замялся. Фолькманн посмотрел на его лицо и снова сильнее стиснул рукоятку пистолета.
— Продолжай.
— Вебер оставит свой чемодан внутри, в подвесном кабинете. Отойдя на безопасное расстояние, он активирует устройство в чемодане. Бомба взорвется, убив только тех, кто находится внутри подвесной комнаты, в которой сейчас заседает кабинет министров. Там никто не выживет. Все министры погибнут. Вебер будет все полностью контролировать. Он один.
Шмельц помолчал. Наступила тишина, и Фолькманн посмотрел на девушку.
Она умоляющее смотрела на него, а в уголках ее глаз стояли слезы. Он хотел верить ей. Хотел, чтобы она остановила его боль. Но сомнения, раздиравшие его, никуда не исчезали.
Его сознание снова начало затуманиваться, и по телу прошла еще одна волна боли.
Чувствуя, как пот стекает по его вискам, он повернулся к Шмельцу.
— А ты тут при чем?
— Вебер займет этот пост временно. — Шмельц смотрел на дуло пистолета. — Моя роль не столь важна. По крайней мере, сейчас. — Он перевел взгляд на Фолькманна. — Даже если ты убьешь меня, Джозеф, это уже ничего не изменит. Семя уже попало в почву. После того как министры будут уничтожены, возврата назад не будет. Только Вебер сможет сплотить Германию. Вебер и такие как он. Мужчины и женщины, верные завету своих отцов. — Шмельц наклонился вперед. — И они это сделают, Джозеф, поверь мне. Так и будет.
Шмельц явно испытывал восторг. Фолькманн встал, и лицо Шмельца снова расплылось перед ним.
Фолькманн отвернулся, пытаясь сосредоточиться, но не смог. На месте лица Шмельца было лишь размытое пятно.
— Она тоже из ваших?
Он скорее почувствовал, чем увидел, что Шмельц посмотрел на девушку и криво улыбнулся.
— Нет.
Истина или ложь? Фолькманн бросил быстрый взгляд на девушку, и ее черты тоже казались ему расплывчатыми, словно он видел ее сквозь запотевшее стекло. Он старался дышать глубже. Медленные глубокие вдохи. С трудом моргнув, он постарался сфокусировать зрение. Ему хотелось верить ей. Но все было как в тумане, даже то, что находилось перед ним. Он попытался сосредоточиться на лице Шмельца.
— Не все немцы поддерживают нацистов. Не все согласятся пойти на это.
— Многие согласятся. Мы это все спланировали до мельчайших деталей.
— Как?
— Вебер обвинит в убийствах иммигрантов-экстремистов, совершивших этот предательский акт для дестабилизации положения в стране. Это приведет к невиданному за последние пятьдесят лет подъему национального самосознания. — Сделав паузу, Шмельц взглянул на него. — Послушай меня, Джозеф. Делай как я говорю, и тебе не причинят вреда. Ты сможешь просто уехать отсюда. Я даю тебе слово. Австрийская граница…
— Встань.
Шмельц медленно встал, глядя с высоты своего роста на Фолькманна.
— Что ты собираешься делать? — В его глазах промелькнуло беспокойство.
— Не-ет, это что
Шмельц нервно облизнул губы.
— Если ты хочешь успеть добраться до телефона, то зря тратишь время. К тому же сюда скоро приедут наши, потому что не смогут дозвониться. Далеко тебе не уйти.
Фолькманн махнул рукой с пистолетом, и на ковер упала капля крови. Он почувствовал, что теряет сознание, и схватился за спинку стула.
— Джо, Бога ради… Ты же истечешь кровью и умрешь!
Фолькманн посмотрел на Эрику. По ее лицу катились слезы.
Он заметил, что Шмельц дернул рукой, только в последний момент. Он ловко перехватил «беретту» и направил ее на Фолькманна.
Прозвучал выстрел.
Эрика закричала.
Горячий свинец вошел Фолькманну прямо в голову, звук выстрела отдался в его голове болезненным эхом.
Как только Шмельц ухватился за «беретту», Фолькманн вслепую обеими руками вцепился в его руку, забыв о боли, забыв о ранах на руке и гудении в голове. Шмельц попытался вырваться, но Фолькманн надавил сильнее и услышал хруст ломающихся костей. Шмельц закричал от боли и снова нажал на курок.
Раздался еще один выстрел.