Кровь фоморов

Киэнн оступился и с тысячекратным хрустом пролетел через кружевное хитросплетенье ежевичных кустов. Бессчетные коготки взбесившейся кошки роскошной татуировкой раскрасили руки, лицо и грудь. Но куда хуже то, что расстояние между ними опять сократилось. Там, в безжалостном сумраке леса, она шла за ним. Шла неотступно. С того самого момента, когда… Проклятая чертовщина! Он ни в какую не мог вспомнить, кому именно перерезал глотку, за что и каким образом. Но она видела это. И теперь она не остановится, пока не вымотает его, как загнанную дичь, доведет до безумия, последней, крайней черты безумия – а потом прикончит.

Новая серенада подстегнула, будто кнут погонщика. Баньши выла призывной костяной флейтой, ревела срывающейся вниз горной лавиной, рыдала избиваемым младенцем. Она получит тебя, рано или поздно, и ты знаешь, что мало не покажется. Мстительный дух, последняя инстанция магмэллианского правосудия… А до тех пор – беги, беги, что есть духу! И она будет пить тебя по капле, день за днем, час за часом.

Голодная пасть оврага, увенчанного щетиной волчьих ягод. Вниз по склону, вязкая глинистая жижа на дне, потом наверх ползком, на четвереньках, цепляясь за вымытые дождем змеиные хвосты корней. Слизкая россыпь поганок, лягушиным семейством, разбегается под рукой. Молчаливый, угрюмый граб с всклоченной бородой омелы на ветвях, подобно застывшему сприггану, этому духу-великану, что умеет расти, точно стремительно удлиняющаяся тень в блуждающем свете болотных огней, вскинул к небу костлявые узловатые руки. Не верь ему, он лишь притворяется безучастным! Темный король остролист, обернувшись, хлещет по спине кровавым моргенштерном. Баньши визгляво тявкает и хохочет, подобно стае гиен, скликающих собратьев на пиршество. Тоскливо гудит гулким эхом воздушной тревоги, царапает ножом по стеклу, долгим стоном ведет смычком по нестройным, израненным струнам… Беги, жалкий смертник, беги, пока не сотрешь себе ноги до костей, пока твой разум не закипит, а сердце не застынет в безмолвном ледяном ужасе! И вот тогда она располосует и выпотрошит тебя, точно свежую рыбу. Но это еще не сейчас, потом, не сейчас…

– Нэм! – Киэнн обернулся и заставил осипший голос повиноваться.

Она все равно доберется до него. Пощады не будет. Какой смысл откладывать?

– Нэм, иди и возьми меня прямо сейчас, старая любительница расчлененки!

Он жадно вдохнул пьянящий, до щемящей боли пленительный воздух Маг Мэлла и пошел баньши навстречу.

– Что же ты не спешишь, чертовка Нэм? Мне, что ли, за тобой гоняться? Иди ко мне и приласкай меня своими десятью кинжалами! Я не боюсь.

Киэнн лгал. Лгал отчаянно и бесстыдно. Его трясло, как от тропической лихорадки. Он знал, как именно баньши делает это. – Пусть делает! Пусть потрошит, пусть выворачивает наизнанку, пусть выматывает жилы – только бы уже поскорей! И пусть все это, наконец, закончится…

Бледное, вечно заплаканное лицо Нэмайны возникло перед ним внезапно, как и положено призраку. Длинные, двенадцатидюймовые извилистые когти все разом вошли в тело и непринужденно провернулись по спирали.

– Шустро ты, Нэм… – успел выдохнуть он, чувствуя, как чудовищная мясорубка кромсает его изнутри.

А затем черные врата Аннвна гостеприимно сомкнулись за его спиной.

***

Серые бесцветные равнины края мертвых остались такими же, как и были. И все же что-то во влекущем его мутном потоке безвременья было другим. Как если бы одну абсолютную пустоту подменили другой, не менее абсолютной. Пустота была в нем самом. Боль разорванной плоти угасла, будто брошенная в воду спичка. Исчез терзавший сознание страх, утихла и исчезла вслед за ним та неуемная жажда жизни. Раскаленные иглы желаний вдруг разом притупились и рассыпались ржавой пылью. Даже сама свобода воли безнадежно махнула на него рукой и отвернулась. Одна лишь память нестерпимым зудом продолжала гореть где-то в глубине бесплотного сгустка капитулировавшего сознания…

Признать по правде, баньши оказала ему милость. Он готовил себя к долгим часам умирания под ее тонкими ножами-пальцами. Они были как-то связаны… Давно, еще до этой, последней встречи… Она… Откуда он знал ее? – Далекий, едва различимый маячок вспыхивал и гаснул, зыбко и неуловимо, точно плывущая в луже звезда.

Бесцельное движение меж задвинутыми стеклами оконной рамы. Острые углы поворотов. Снова и снова. Лишенный права выбора. Точно в дурацком линейном сюжете. По-другому не бывает. Не может быть. Лишь нерушимые прозрачные грани и всеподчиняющее ничто. Сумрак строит минареты из обрывков мира и разрушает их прежде, чем ты успеешь осознать увиденное… Когда и праха твоего не останется, есть лишь память.

Беанна. Маленькая озорная никса, белые лилии колен, тонкие ступни, непривычные к земным дорогам. Почему он вспомнил о ней? Она мертва. Но он не встретит ее здесь. Что стало с ней? Кто она такая? Второй огонь маяка задрожал беззащитной свечой на ветру, захотелось прикрыть его ладонями, всмотреться в едва теплящееся пламя…