Кровь и лунный свет

Он оборачивается на середине пути и улыбается:

– Да, моя дорогая Катрин?

В его голосе ощущаются резкость и жесткость, как на гранях камня пустоты в моем кармане. Я узнаю этот голос – слышала в ту ночь, когда он прижал холодное лезвие к горлу Николь. Мне хочется, чтобы Ламберт умер.

Я стараюсь успокоить дыхание, но почти не высовываюсь из-за статуи. Свист ветра, пролетающего сквозь арочные проемы, напоминает последний крик Перреты.

– Куда ты идешь?

Ламберт медленно оглядывается по сторонам:

– Кажется, здесь неплохо.

Практически не прилагая усилий, он скидывает Симона с плеча. Падение сопровождается глухим ударом, когда голова встречается с крышей.

Я стискиваю в руке каменное крыло Пьера, чтобы не броситься туда.

– И что ты будешь делать?

Ламберт пристально смотрит на бледное лицо Симона:

– Положу этому конец.

Ярость пронзает грудь, словно нож.

– Тебе не кажется, что нечестно убивать победителя твоей безумной игры?

– Он не победил. – Ламберт поднимает голову и встречается со мной взглядом. – Я просто понял, что приз не стоит усилий.

Приз? О призе можно говорить лишь тогда, когда обе стороны хотят одного и того же. Я думала, что убийца соревновался с охотником – проигравший либо оказался бы в тюрьме, либо осудил невиновного. Но, судя по всему, Ламберт вел другую игру. Осталось только понять, что было на кону.

И тут я замечаю в глазах убийцы презрение.

– Ты хотел заполучить меня?

Ламберт поднимает брови:

– А зачем же еще я проделал эту работу?

Проделал работу. Убил мать Агнес, подставил магистра Томаса, рассорил нас с Симоном, лишил всего, что давало мне цель…

– Ты старался завоевать меня, уничтожив все и всех, имевших для меня значение? – недоуменно спрашиваю я.

Он фыркает:

– Они мешали тебе понять, насколько ужасна твоя жизнь. Даже лишись ты своего драгоценного архитектора или святилища – могла бы вернуться в аббатство. – Ламберт поднимает ногу и толкает подбородок Симона, чтобы повернуть его голову. – Когда он практически вычеркнул тебя из своей жизни, а Ремон обвинил в обвале, ты должна была прибежать к тому, кто никогда тебя не осуждал. К тому, кто слушал и помогал, когда никто больше не захотел.

– К тому, кто пытался убить меня? – продолжаю я список.

Он закатывает глаза:

– Я не собирался убивать тебя, Катрин. Еще до того, как ты испортила платформу, я планировал дать тебе сбежать, а когда полезла на леса – решил вырубить, чтобы ты подумала, что лишь по счастливой случайности осталась жива. Я даже подумывал вернуться и спасти тебя.

Спасти. Как только он произносит это слово, я понимаю, что связывало все жертвы. Ламберт хотел вызволить женщину из нищеты, как граф в свое время вызволил его мать. Именно этого он искал, но Перрета, Изабель и Николь не оценили его порыва. Осознав, что они видят в нем лишь кошелек, источник быстрых и легких денег, он захотел наказать их. Из-за предстоящей свадьбы по сговору напряжение усиливалось, и тут пытливый взгляд Ламберта наткнулся на меня.

Но я не считала, что меня необходимо спасать от недостаточно хорошей, по его меркам, жизни, поэтому он решил убедить меня в этом. «Цель убийцы неизменна, – говорил Симон. – Могут измениться методы, но не цель».

Ламберт вновь переводит взгляд на Симона.

– Но в ту ночь ты пришла за помощью не ко мне. – Скривившись от отвращения, он отпинывает Симона. – Ты наврала ему, и он отказался с тобой разговаривать, но ты все равно приползла к человеку, который ничего не может тебе дать. – Ламберт качает головой. – А затем тебя простил Ремон. Удэн сказал мне – он даже сделал тебе предложение, и ты не отказала сразу.

Реми не представлял угрозы, пока внезапно не возникли опасения, что я могу выбрать его, а не Ламберта. Вот почему он должен был умереть. Вот почему Симон должен умереть.

Но если Ламберт сейчас ненавидит меня так же сильно, как их, то больше всего хочет отомстить. Вопрос лишь в том, кого бы он убил, будь у него такой выбор: меня или Симона? И если меня, то как пережить это? У меня есть одна идея, но, чтобы она сработала, нужно потянуть время.

Прекрасно понимая, что Ламберту не все видно из-за статуи, я осторожно опускаю руку к страховке.

– А как же другие женщины? – спрашиваю я. – Чем они тебе насолили?

– Ты ведешь себя так, словно соизволила бы заговорить с любой из этих… женщин. – Последнее слово буквально сочится презрением. – Они вызывали у меня отвращение. Готовы были на все, если речь заходила о деньгах. Ни одна из них не смогла отличить меня от брата в темноте. А Перрета и вовсе предложила нам разделить ее.

Я нащупываю пальцами семь петель на страховке, прежде чем добираюсь до застежки. Каждая петля даст мне примерно метр. Но как определить, сколько их понадобится?

– Они не оценили того, что ты мог им дать.

– Вот именно. – Ламберт качает головой. – Я считал, что ты – оценишь. И, как дурак, верил, что у меня есть шанс, пока не увидел вас с Симоном этим вечером. Тогда я понял: ты все это время притворялась, чтобы получить то, что хотела.