Кровь и мёд

Улыбка Тулуза превратилась в гримасу, равно как и моя. Плечи у меня уже болели от напряжения. В следующий миг, однако, Тулуз вновь усмехнулся.

– Я, конечно же, не мог ему ее показать. А не то перепугал бы его до смерти. Наутро мальчика нашли мертвым на обочине Ле-Дан. Парнишку оставили гнить на солнце, как сбитое на дороге животное. Один шассер отрубил ему голову. И, как я слышал, обменял ее на почетный капитанский чин. Скажем прямо… – Тулуз покачал головой и рассеянно почесал шею. – Жеводанскому зверю это не понравилось. Мой друг рассказывал, что его гневный скорбный вой слышали даже в Цезарине.

Я украдкой взглянул на мать, но Тулуз все равно заметил.

Наклонившись ко мне, он тихо сказал:

– Она не знает, верно? Никто из них не знает. Для человека, который никогда не играл в театре, ты справляешься очень неплохо.

Его многозначительный тон мне не понравился.

Тьерри бесстрастно смотрел на нас.

– Они думают, что Блез поможет вам убить Моргану, – продолжал Тулуз, наклоняясь еще ближе. – Но вот мне совсем не кажется, что Блез пойдет на союз с человеком, который убил его сына. Впрочем, я могу и ошибаться. Я ошибался и прежде. Например, полагал, что только шассеры убивают ведьм. И все же вот он ты. – Он посмотрел на балисарду у меня на груди. – «Не шассер».

Я крепко стиснул рукоять.

– Это мощное оружие. Было бы глупо от него отказаться. – Но даже я сам услышал, как жалко прозвучало это оправдание. Увидев снисходительный взгляд Тулуза, я добавил: – И убийство Морганы – совсем другое дело. Ведь она сама хочет убить нас.

– Так много убийств… – задумчиво протянул Тулуз, снова вертя карту в пальцах. Лицевой ее стороны я до сих пор не видел. Только золотые и черные краски на рубашке. Они переплетались в виде черепа – зловеще ухмыляющегося черепа с розами в глазах и со змеей в зубах. – Ты говоришь, что больше не шассер. Так докажи. Что за карта у меня в руке?

Стиснув зубы, я не обратил внимания на шепот в ухе.

– Ты здесь экстрасенс. Откуда же мне знать?

Ищи нас, ищи нас, ищи нас.

Наконец улыбка Тулуза померкла. И сменил ее такой ледяной взгляд, что меня пробрало до костей.

– Позволь мне объяснить тебе, как обстоят дела. Клод, возможно, и доверяет тебе, но я – нет. Ничего личного, – добавил он, пожав плечами. – Я вообще никому не верю. Нам подобные только так и выживают, верно ведь?

«Нам подобные».

Произнесенные слова застыли между нами, и шепот в моем ухе стал громче, настойчивей. «Мы нашли потерянных. Потерянные здесь. Ищи нас, ищи нас, ищи нас».

– Я знаю, чего ты от меня хочешь, – проговорил Тулуз жестко и непреклонно. – Поэтому спрошу в последний раз – что за карта у меня в руке?

– Я не знаю! – выпалил я, захлопывая дверь перед голосами, отступая прочь от их нечестивых криков. Мои руки тряслись от натуги. На лбу выступил пот.

– Если выяснишь – дай знать. – Тулуз разочарованно поджал губы. Он вернул карту в колоду и встал. Тьерри тенью следовал за ним. – А до тех пор будьте добры держаться от меня подальше, капитан. Ах да, и… – он снова улыбнулся и лукаво посмотрел на мою мать, – удачи на сцене.

Капли крови

Лу

Срок между нынешней и следующей жизнью ведьмы крови называли «ожиданием».

– Душа остается прикована к земле, пока прах умершего не вознесется, – пробормотала Габриэль, держа чашу с кровью матери. Их лица были одинаковы в скорби – бледные щеки, влажные опухшие глаза. Я не могла и представить, как им больно.

Этьен Жилли умер не от холода и не от голода.

Его тело было сожжено почти что полностью, кроме…

Кроме головы.

Анселя вырвало, когда она упала с обугленных плеч Этьена и подкатилась к моим ногам. Я и сама едва сдержала тошноту. Горло его было искромсано, и я не хотела и думать, какую бесчеловечную пытку ему пришлось пережить сначала – сожжение или обезглавливание заживо. Хуже того, из шепота перепуганных ведьм мы узнали, что Этьен был уже не первым, кто умер вот так. С самого Модранита в округе происходило подобное, и всех жертв объединяло одно – слухи о том, что их матери когда-то были близки с Огюстом Лионом.

Кто-то охотился на детей короля. Пытал их.

Мои руки застыли в волосах Габи, а глаза метнулись к Коко и Бабетте, которые стояли и смотрели на костер Этьена. Теперь от него не осталось почти ничего, кроме пепла.

Когда мы нашли его тело, Ля-Вуазен была вне себя.

Почти всю мощь ее гнева пришлось выдержать Коко, хотя Жозефина четко дала понять, что винит в смерти Этьена меня. В конце концов, он исчез именно тогда, когда она согласилась меня укрыть. Его тело нашлось у моей палатки. И… меня неким образом привел к нему белый узор. В хаосе, который воцарился после, среди ужаса и криков, я быстро осознала, что на самом деле узор был не мой. Он находился в моем разуме, у меня перед глазами, но мне не принадлежал. Мне до сих пор было тошно от того, что кто-то так бесцеремонно проник ко мне в мысли.

Все это, конечно, было делом рук моей матери. Но зачем?